Свет мой. Том 1 - Аркадий Алексеевич Кузьмин

новая внутренняя катастрофа – с перестройкой и реформами – растащила целостность и производственную основу России. Под девизом несостоятельных ее устроителей: «пусть выживет сильнейший».

XVI

Это был мокрый мартовский день на ленинградских улицах. В светлое новейшее время с еще убывающей постперестроечной горячностью в головах россиян, когда начисто размылись и сместились многие значения и понятия в жизни и также для Любови Кашиной, жены Антона, и когда она даже с некоторой веселостью вспомнила один представившейся её воображению эпизод, увидав двух вольнодумных дружков – сослуживцев своей дочери Даши. Даша и Люба подсели к юношам в стоявший блистающий лимузин – «Опель» – сладкую мечту и зависть простолюдин, приводящих их оттого в легко объяснимое уныние. И тут уж никак не веселило юношеское шалопайство молодцов, заприпиравшихся на борту самолета со стюардессами, которые отбирали у них бутылку вина.

Между тем крупный Денис Снетков сорвался с места:

– Минутку! Я по-быстрому! – И устремился в солидный магазин.

Оставшийся в кресле у руля «Опеля» мелколицый Саша Залетов сказал, повернувшись к Даше:

– Знаешь, Светка Юркова пожаловалась нам: ничего не хочу, даже в Москве ничего не выбрала для жизни, придется теперь лететь в Америку…

– Вольна же, – сказала Даша. – Нынче для всех, или вернее, у всех – свои игрушки.

И Люба заметила:

– Все имеет свои последствия: и хорошее, и плохое; ничего не бывает без ничего, всем известно.

И сразу образовалась покамест тишина в салоне.

Тем временем почти мимо проходили два интеллигента несмиренных, уже сивых, тощих (будто недокормленных), толковали, походя, обшагивая по панели разрытый с осени тротуар с лужей, в которой голуби купались и даже ворковали.

– Нас преследует злой рок? – вопрошал один из них – непричесанный, носатый, в бежевой куртке-размахайке. – На бесчестье клоны, истуканы маршируют, скачут? Агрессивный стиль во всем? Фейерверки сплошь? И спасенье – в нас самих? Нельзя, Толя, так жить!

– Нельзя, Степан, – а живешь вот с чувством унижения, – говорил его спутник, с реденькой бородкой клинышком, в синем пальто и спортивной шапочке. – За нами ж – семьи и студенты. Смалодушничать – и бросить все?! Я и в Первомай пойду на Дворцовую… Чтоб встряхнуться…

– Кажись, ты коммунистом был?

– Почему же был?! Отреклись тузы: Ельцин, Горбачев и обслуга их.

– Ты запомни: серые люди имеют и серых прихвостней. На этом и КПСС свалилась. Никогда не связывайся ты с дураками. Свою глупость не знаешь, куда деть.

– Кляп с ними, Степан! Они уже откачнулись.

– Ой-ли! Начертоломили похлеще ворогов. Они вступают в партию – и ни гу-гу об этом никому, а выходят из нее – им обязательно нужно хлопнуть дверью на всю страну. С треском. Чтобы матица задрожала и обрушилась.

– Что ж, живем – нелюди, помрем – не родители.

– Наши управители бессильны что-то мочь. Мольба и раболепствие нам не помогут, хоть ты вывернись.

– А тут молись – не молись: все мы теперь заложники деляг, особой породы хищников. Рычат на народ: «Не мешай! Не митингуй! Не проси зарплат и льгот!» Бесчестье – матрица желанная для них. Жертвы и не в счет… Все с лихвой оплачено…

– Все же, знать, на честь нужно мужество иметь. А душа у элиты мировой замусорена капиталом под завязку…

– Когда ж только очнутся наши власти?

– И не жди! Они не бодучие – комолые. И зачем им подставлять этот дикий грабительский капитализм? Они ж волокут нас именно сюда… Все запуталось в Москве.

– Но ты, Толя, по-прежнему есть физик-теоретик?

– В общем-то… И сейчас преподаю…

– И, что, уже не создаешь никаких особенных рогулек-растопырок?

– А-а, это-то… из области практической… Все отошло.

– И основы физики не изменились? Те же…стройные?

– В общем-то они фундаментальны. А у тебя, Степан, как у фотографа?..

– Изменения существенны. Нынче требуются навороты, подгонка под товарность, пресловутый евростандарт. Забудь про мастерство и человечность! Покажи-ка необузданность, дикость. Вот изюминка, смотри! – Степан указал на два глянцевых витража, выставленных на панели рядышком: на одном изображен был мордастый, мелкоглазый и щетинистый детина – он, безобразно скалясь, требовал: «Хочу экзотики!» На другом – то же самое уже требовала какая-то отбеленная, обстриженная и еще противнее оскалившаяся девица. – Подобных шедевров я, старый мастеровой, попросту страшусь.

– Здравствуйте, Анатолий Павлович, – неожиданно поздоровался с ним (и кивнул его спутнику) вывернувшийся откуда-то юлой розовощекий и длинноногий парень в куртке, надетой нараспашку.

– Приветствую тебя, Денис Снетков! – узнал сразу профессор своего выпускника. – Как ты? Где работаешь?

– В одной фирме. Американской.

– Значит, физику отмел? – И профессор отмахнул рукой .

– О-о, с ней не проживешь теперь! До свидания, Анатолий Павлович! Я спешу. – И удалец скрылся за углом.

Оттого, прихмурясь, Анатолий Павлович, даже забыл, что же им конкретно надлежало купить. Спросил у Степана, и тот напомнил ему:

– Не то розетки и глазки к двери металлической, не то кран-буксу к раковине, т.е. к смесителю.

– Да-да! А зачем то, се?

И, так бормоча, они шагнули в самораздвинувшиеся перед ними стеклянные двери супермагазина.

Между тем Денис Снетков вплюхнулся в автомобиль. И как пропел от распиравших его чувств – ну, совсем приятный всем щенок, виляющий хвостом, – другу Саше Залетову, сидящему за рулем:

– Нажимай, гони на Невский! Не думай, не считай, не жалей и не женись! Давай! Шуруй! Успеем аккуратненько к столу… Есть подарочек! Гульнем!..

Чернобровый Саша с улыбкой собственника газанул, голуби взлетели; машина, всплеснув лужу, шелестнула по асфальту. Понеслась. Денис Снетков, заметим, был правнуком некогда раскулаченного Трофима. Того в тридцатые годы вместе с сыновьями сослали в Кузбасс, и они в шахте десяток лет добывали уголь. Выжили. А после войны он с семьей переехал в Торжок и на неплохо заработанные деньги купил тамошний дом. Денис же подался в Петербург учиться, женился и остался здесь.

– А как же, Денис, жена молодая: она, верно, одна с маленьким сыночком мается? – тут не выдержав его легкомысленного витийствования, обратилась к нему Любовь Павловна, сидевшая рядом с Ириной на мягком заднем сиденье: она знала уже лично этих ребят, которые вызвались попутно подвести их по нужному адресу.

– Так вот… она привыкает к совместной жизни, – сострил Денис. – Я ей денежки даю… Все чин-чинарем…

– Вообщем, откупляетесь?.. Решили поступать по-мужски?..

– Да тоска это зеленая – сидеть сиднем дома! Представляете, я только что столкнулся с вузовским физиком – Анатолием Павловичем Степиным. Он приветлив, но весь исхудал, в плохонькой одежде. Жаль его… Как-то поразил меня.

– Вы, Денис, институт Электротехнический кончали? – быстро спросила Любовь Павловна.

– Да. А что?

– Так это был мой брат Анатолий! Фантасмагория какая-то!

– Он подходил как раз к супермаркету, очевидно, с каким-то своим знакомым.