Смешанный brак - Владимир Шпаков

Первый раз IQ сына проверил Франц во время очередных германских каникул. Потом он с гордостью показывал выданную справку: мол, полюбуйтесь на результат! Да в таком возрасте Эйнштейн – и тот был глупее на порядок! Люба «ответила Чемберлену» выходом в финал конкурса «Эрудиты всех стран, объединяйтесь!», который был организован отечественным TВ. Мало того, что здесь можно было выявить энциклопедические познания мальчика, так еще и знание языков подчеркивалось (поскольку эрудиты – «всех стран»). Короче, супруги одурели, ведь сын своими феноменальными способностями вытащил отца с матерью в публичное пространство. А публичность – это ж наркотик! Они давали интервью, мелькали в таблоидах, ну и, понятно, участвовали в бесчисленных телевизионных шоу по обе стороны границы.

Если прокрутить «кино» на пару серий вперед, мы увидим, как некогда дружная международная семья начинает вдруг делиться, подобно клетке из учебника биологии. Единое ядро делится на две части, они расходятся, и вот уже вокруг каждого нового ядра клубятся свои митохондрии и прочие рибосомы. То есть, митоз состоялся, разрезали, можно сказать, по живому; и если на клеточном уровне это называется: продолжение жизни, то на уровне приматов – горе горькое. А что? Они ведь и впрямь вели себя, как приматы, которые дерутся за банан или кокос. И при этом спорят: где бананы вкуснее – у вас или у нас?

Каждому из них хотелось быть причастным к чему-то небывалому, заодно подтащив сюда традицию – всех тех, кто стоит у тебя за спиной. «Моцарт! Таким был Моцарт!» – восторгались тевтонские знакомые Франца, а наши отвечали: мол, Саша Пушкин тоже писал гениальные стихи, когда Державину и Жуковскому в пупок дышал. «Ха-ха! – отвечали тевтоны. – Да ваш Пушкин, между прочим – эфиоп! Или камерунец. Короче, ниггер, а не русский!» Мы же в ответ: осторожнее с расовыми теориями, дамен унд херрен! За такое можно и в Нюрнберг, то есть в Страсбург жалобу накатать!

В то время сестра пережила очередное физическое перевоплощение, можно сказать, обрела новую аватару. Образ шлюхи, как и деловой женщины, был оставлен в прошлом, зато зримой сделалась озабоченная мамаша, которая знает цену своему потомству и не даст (ни за что!) сбиться с истинного пути. Похудевшая, нервная, с постоянной тревогой в глазах, Люба напоминала орлицу, которая распростерла крылья над птенцом и агрессивно зыркает по сторонам. Не замай, мол, а то пущу в ход смертоносный крючковатый клюв! Изменился и Франц, он уже ничем не напоминал Джона Леннона: постригся, сменил легкомысленные проволочные очки на солидные роговые, да еще прибавил килограммов десять в весе. Классический бюргер, строгий воспитатель, настроенный на строгость и порядок.

Эти два новых человека всегда сидели на судебных заседаниях в разных концах зала. А Норман сидел с Верой, ожидая очередного решения своей судьбы. Постановления были подчас абсурдными – например, провести генетическую экспертизу. Их отправили в какой-то медицинский центр, где Норман, пока родители сдавали ДНК, взялся рассуждать о расшифровке генома. Мол, следующая стадия после расшифровки – внедрение человеку нужных генов, по сути, программирование способностей.

– Да? – озадачилась Вера. – Но тогда, получается, можно будет такого, как ты, создать искусственно?

– Нет, – покачал головой Норман, – нельзя.

– Почему?

– Я тебе потом объясню. Сейчас меня больше занимает вопрос, почему они ссорятся. Почему такие злые?

Вера вздохнула:

– Это я тоже потом объясню. Когда эти придурки… Извини – твои родители придут с результатами экспертизы.

В одной из финальных серий появлялся Учитель, можно сказать – роковая фигура. В одиночку сестра не выдержала бы, слишком напряженным был конфликт. А тут – и теория, и практика в одном флаконе, в общем, подпитка по полной программе. Почему только после этого ей крышу снесло?!

Последний эпизод Вера предпочла бы вырезать, чтобы его вообще не было. Слишком страшное получалось «кино», куда там нынешним фильмам ужасов! Хорошо этой сучке с ее химической блокадой чувств, а Вере каково?! Тут ведь не выйдешь из зала, не крикнешь: эй, выключите проектор, я больше не хочу смотреть это «кино»!

Следующая встреча с Вальтером происходит спустя три дня. После занятий он ловит Веру в коридоре, чтобы сообщить о брате Франца: тот, оказывается, отправился в Москву пешком! Добрался до границы на поезде, и теперь топает пешедралом через леса Белоруссии!

– У него с головой в порядке? Забыла, как его зовут…

– Курт. Я тоже удивлялся, если честно. Может, это задание редакции? Он работает в «Городской газете», а это издание серьезное, оно иногда пишет о проблемах вашей страны…

– Если это задание редакции, то с головой не в порядке у редактора. Послали бы уж сразу в Афганистан! Или в Руанду какую-нибудь, где людей мочат миллионами!

– Мочат?! Я не понимаю…

– Это значит убивают. Ermorden, если по-вашему.

– А-а… Но у вас ведь не убивают миллионами, верно?

– До этого, слава богу, еще не дошло. Но пропадают у нас тысячами. Люди просто выходят из дому, причем не в леса Белоруссии, а за хлебушком. И не возвращаются!

Вальтер бледнеет – значит, испугался тевтон. А Вера вдруг ловит себя на том, что ей приятно пугать Вальтера, даже задор появляется: мол, вот такое мы говно! Не нравится? Тогда не приезжайте сюда, и пешком не ходите, а то серенький волчок так ухватит за бочок, что мало не покажется!

Она пытается вспомнить разговоры с Францем, касавшиеся брата. Обычно Франц либо отшучивался, либо откровенно скучнел, когда Вера спрашивала насчет Курта. По словам Франца, брат был тихоня, домосед, и вообще «немецкий немец». «А ты кто такой?!» – удивлялась Вера. «Я? – Франц смеялся. – Я – европейский немец! Точнее, человек мира!» В то время у Веры был свой интерес, она тоже хотела познакомиться с кем-то оттуда(завидовала сестре!), но Курт не приезжал: ему больше нравилась размеренная немецкая жизнь.

«Значит, не очень-то нравится эта жизнь, если в Москву отправился… Дойдет ли?»

«Икарус», на котором пересекаю границу, доверху набит коробками, мешками и сумками. Сумки и коробки стоят в проходе, свешиваются с багажных полок, иногда с них падают. Трах! – обрушивается коробка, но на грязный пол ей не дают упасть ловкие женские руки.

Обладательница рук, круглая как шар женщина не спешит укладывать ее наверх. Оценивающе меня оглядев, человекошар произносит высоком голосом:

– Да вы ж совсем пустой, молодой человек!

– Что значит пустой?!

– Да без поклажи, только с рюкзачком. И в багажное ничего не укладывали, я это еще на посадке заметила.

– Не укладывал, – соглашаюсь. – но… Почему вас это волнует?

– Потому что обуви много купила. Видишь, даже на полку не влезает! Запиши несколько коробок в свою декларацию, а? Ты кто, поляк? Чувствую, говор у тебя не нашенский…