Па-де-де - Татьяна Михайловна Василевская

свет фар ударил в глаза. Проклиная идиота, включавшего «дальний свет», Ольга хотела сбросить скорость. Она так и не поняла как все произошло за какую-то долю секунды. Удар пришелся «лоб в лоб». Машину, в которой ехали Ольга с Сашей подбросило и с силой швырнуло под откос.

— Сашка!.. Теряя сознание крикнула Ольга так громко как только могла.

Глава 2

— Я никогда себе этого не прощу. Я понимаю, что от этого тебе не легче…

Ольга закрыла лицо руками пытаясь справиться с переполнявшими ее эмоциями.

— Ты ни в чем не виновата, — голос у Саши был застывший и безжизненный.

— Сашка!.. Поговори со мной… — чуть слышно прошептала тетка. — Просто поговори.

— О чем?

— О чем хочешь. Только поговори. Не держи все в себе.

По гладкой щеке скатилась слеза. Ольга уже даже не помнила, когда она плакала в последний раз. Может никогда?

— Оль, я не хочу разговаривать. Просто не хочу… Ты ни в чем не виновата. Не вини себя сама. Это тот водитель налетел на нас. Сказали, что он был сильно пьян… Ты тут ни при чем.

Ольга печально кивнула. Виноват водитель, который сел пьяным за руль и врезался в них. Но ей от этого почему-то все равно не легче. Почему-то она чувствует и свою вину.

После Ольгиного ухода, Саша прикрыла глаза. Ей ничего не хотелось. Хотелось просто перестать жить. Вот и все. Она скосила глаза и посмотрела на приподнятую на растяжке ногу в гипсовой повязке.

Вот и все. Прощай балет. Прощай парижская сцена. Прощай мечта и вся прежняя жизнь. Ничего не осталось… просто потому, что совершенно незнакомый человек выпил лишнего и сел за руль своей машины. Так глупо…

Черты утонченного аскетичного лица напряжены. На бледных щеках выступили желваки. Взгляд серо-голубых глаз отсутствующий. Линия красивого чувственного рта изогнулась в гримасе страдания и недовольства. Саша разглядывала лицо, каждую черточку которого она знала до мелочей и видела перед собой незнакомца.

— Ты же понимаешь, что я не могу не поехать! Такой шанс бывает раз в жизни. Ты должна это понимать… — Денис поерзал на стуле. Он, совершенно очевидно, чувствует себя «не в своей тарелке». Ему неловко, этот разговор неприятен для него, дается мучительно, с трудом. В какой-то степени, он даже чувствует себя обиженным. Почему когда все так хорошо, должно было произойти что-то подобное?! Он, кстати, тоже пострадавшая сторона. И эгоизм тут ни при чем. Совершенно ни при чем. Он много лет работал, доводил себя до изнеможения. Трудился как проклятый, пока его сверстники развлекались, пили пиво, встречались с девушками. Он работал. Он проявлял упорство и настойчивость, делал шаг за шагом и вот, наконец он у цели. И что теперь? Отказаться от всего? Глупо, да и чем это поможет? Две загубленные карьеры вместо одной. Кому будет легче от подобной жертвы? Ему, между прочим, теперь тоже придется снова проходить через определенные трудности. Почти два года они танцевали в паре. Они привыкли, они чувствовали друг друга. Были командой. Теперь придется заново привыкать, «притираться» к кому-то другому, с кем нет слаженности, понимания с полувзгляда. Конечно, в предстоящей карьере такое, в любом случае, будет происходить не раз. Но сейчас он в начале пути. Сейчас самый сложный момент. И дополнительные трудности именно сейчас очень- очень не кстати…

— Ну не смотри так! Ты же понимаешь, что я тут ни в чем не виноват…

— Я тебя не виню, — ровным голосом сказала Саша. Денис почувствовал раздражение. Ну почему все так? Чем он-то в самом деле виноват. Коварство судьбы, несчастный случай, стечение обстоятельств. И так случилось, что именно сейчас… несправедливо, ужасно. Но его вины в этом нет! Почему она ждет, что он должен отказаться от всего? Она ведь ждет. Наверняка. Но ведь должна же она понимать что это несправедливо по отношению к нему! Это даже некрасиво!..

— Ну если по честному, ты бы тоже поехала. — Денис уперся взглядом в сложенные на коленях руки. Ему хотелось просто убежать. Не продолжать этот тягостный разговор. Все кончено. Она должна это понять… Он чувствовал что ему не хватает кислорода в этой больничной палате, стерильная обстановка которой словно тоже обвиняла его. Его вины нет! Нет его вины в случившемся! Нет! Нет!

— Когда ты восстановишься, уверен, французы с радостью предложат подписать новый контракт. Ты так очаровала их… И тогда как мы и хотели, снова будем танцевать вместе…

Губы Саши дрогнули в едва заметной насмешливой улыбке.

— У меня множественный разрыв связок и сложный перелом голеностопного сустава. И колено раздроблено. Я уже никогда не буду танцевать и ты об этом знаешь. — без какого-либо выражения сказала она.

Денис встал.

— Саш, ну что я должен сделать по твоему? Не ехать?! Чем поможет то, что и моя карьера не состоится?… — он осекся. — Извини… Я не хотел, правда…

Саша пожала плечами.

— Да все нормально. Что ты такого сказал? Так и есть. Моя карьера закончилась не начавшись…

Этот безучастный голос и взгляд «без выражения», словно потухший, выводили его из равновесия. Почему он должен чувствовать себя подлецом и предателем?… Уж лучше бы она кричала, обвиняла, закатила истерику. Он бы мог защищаться. Отвечать на агрессию агрессией. А сейчас — она великомученица, а он подлец. Ну что за бред.

— Саша, ты бы поступила точно также! Поехала бы. Потому что это была твоя мечта… Прости… просто пытаюсь объяснить. И, кстати я бы понял тебя. И не обвинял…

— Денис! Я ни в чем тебя не обвиняю. Разумеется, ты должен ехать… Я устала. Хочу отдохнуть…

— Да, да, конечно, отдыхай… я еще зайду… перед отъездом… — засуетился Денис, испытывая невероятное облегчение что «долг чести» выполнен и можно уходить.

Саша покачала головой.

— Не нужно приходить… У тебя дел много перед отъездом…

— Ммм… да, дел много, точно, но если получится обязательно зайду… — затараторил он направляясь к двери. — Пока… не грусти…

Дверь палаты закрылась. Саша смотрела на нее неподвижным пустым взглядом. Все. Все кончено.

— Я бы не поехала, — прошептала она.

Москва 2007 г.

— Видели новенького? — поправляя балетку спросила Лида Скорохватова.

— Хорошенький, — улыбнулась Тоня Дьяченко, стараясь справиться с непослушными прядями, выбивающимися из затянутого на затылке пучка.

— А, этот, с периферии. Про которого Раз-Два-Триз говорил, — Женя Сикорская придирчиво оглядела себя в зеркало, презрительно изогнув пухлые губки. — Он из Кемеровского филиала перевелся. Ясное дело, в Москве-то лучше…

Женя фыркнула и вполне удовлетворенная своим внешним видом, отошла от зеркала.

— Ой, да все они хорошенькие,