Дом, где тысячи дверей - Наталья Сергеевна Филимонова

ли? А потом машина остановилась, и из нее, как горох из стручка, посыпались пассажиры. Один, два, три…

Павел Петрович оказался высоким крупным мужчиной лет пятидесяти на вид, моложавым, с седыми висками, очень прямой спиной и резкими движениями. Кроме него, в машине оказались: женщина примерно того же возраста, которой он галантно подал руку; мальчик-подросток; маленькая девочка и хмурый темноволосый парень лет 20-25. Кстати, на водительском месте сидел именно он. Последней из дверцы высунулась скрюченная старушка, которую мужчина и парень, подхватив под руки с двух сторон, извлекли совместными усилиями.

Чтоб их всех! И как я буду водить за ручку всю эту толпу? А если они начнут разбегаться в разные стороны?!

— Решили смотреть сразу всей семьей, — пояснил уже очевидное Павел Петрович.

Наверное, самым благоразумным сейчас было бы сказать, что я передумала продавать дом, вот прямо только что и передумала, так что смотреть там нечего, извините за беспокойство.

Но… я понимала, что следующий покупатель может появиться очень и очень нескоро. А что если это мой единственный шанс избавиться от проклятого дома, да еще и прямо сейчас? Кроме того — кто сказал, что следующий покупатель, если он однажды и случится, приедет один?

— Ну ничего так на вид, — одобрила женщина, оглядывая дом, — мрачновато, конечно. Фасад бы перекрасить…

В душе у меня всколыхнулся протест: что значит — перекрасить! Он не мрачный, он атмосферный!

Ой, что за ерунду я думаю… да пусть хоть по камешку переберут, лишь бы купили.

Вслух я ни того, ни другого говорить, разумеется, не стала.

— Хибара ведьмина, — неприятным голосом проскрежетала старуха. Вот карга! На себя бы посмотрела. Натурально старая ведьма.

Я натянуто улыбнулась.

— Внутри там все современное и добротное, вы не переживайте. Даже мебель и техника есть, хоть и не во всех комнатах. Все, что есть в доме, там остается.

— Сейчас посмотрим, — кивнул Павел Петрович. — А вы знакомьтесь: это Лариса, хозяйка дома. Моя супруга Ирина Васильевна…

Говорил он громко, отрывистыми четкими фразами.

— Можно просто Ирина, — улыбнулась женщина, и я кивнула. Ирина оказалась невысокой и чуть полноватой, но это ничуть ее не портило. Ухоженная, интересная, со светлыми волосами до плеч и аккуратной укладкой, она была какой-то мягкой и уютной, а говорила, в противоположность своему громогласному мужу, тихо, будто вполголоса.

— Моя… дорогая теща, Елизавета Игоревна, — продолжил Павел Петрович. — И детишки — Матвей, Степан и Аглая.

Очевидно, старшим из “детишек” был мрачный парень, который при этих словах только закатил глаза, а я весело хмыкнула. Даа, это мне с мамой повезло, она давно с моей самостоятельностью смирилась. Но если ты в таком возрасте продолжаешь жить с родителями, они будут всегда считать тебя ребенком. На самом деле я давно заметила, даже по своей группе в универе: наши, общежитские, и те из студентов, кто снимает квартиры и живет самостоятельно, уже ко второму-третьему курсу становятся заметно взрослее своих ровесников, остающихся до сих пор под родительским крылышком. Так что может этот парень и старше меня на пару-тройку лет, зато я — взрослая самостоятельная женщина! И еще целая домовладелица, вот! Ну… пока, по крайней мере.

А еще он показался мне смазливым, как девчонка. Терпеть не могу такой типаж. А вот моя Катька бы уже пускала слюни пузырями, она на таких красавчиков западает.

— Давайте пройдем в дом, я вам все…

Все пошло не по плану с самого начала. Потому что Павел Петрович, кивнув мне, тут же решительно зашагал по ступенькам. Но вперед него прошмыгнула девочка — на вид ей было лет семь-восемь. И именно она первой схватилась за ручку двери и распахнула ее еще до того, как я успела что-то предпринять.

В ужасе вскрикнув, я рванула следом, едва не оттолкнув плечом Павла Петровича.

Обошлось. За дверью была всего лишь прихожая. Правда, выглядела она иначе, чем десять минут назад — но все-таки была самой обыкновенной прихожей. Двери и лестница тоже были на месте — изменились только мебель, светильники и обои на стенах, став, кстати, куда более современными.

Я с облегчением прислонилась к дверному косяку и только тут поняла, что все члены семейства, стоя перед входом, озадаченно смотрят на меня. Черт, надо бы как-то объяснить свое поведение…

— Извините. Вы проходите, я… просто испугалась, вдруг на девочку упадет что-нибудь. У меня тут, знаете… — я осмотрелась и не нашла решительно ничего, что могло бы упасть. — Тут… дверца шкафа сломана, вчера на меня чуть не упала, вот я и боюсь теперь…

Боже, что я несу? Как у шкафа-купе вообще может упасть дверца?

Члены семейства Самохваловых тем временем поочередно заходили в дом, озираясь.

— А-а, — Павел Петрович добродушно усмехнулся. — Ну, шкаф — это ерунда, починим. Ну-ка, что тут…

И снова — я не успела его остановить. Собственно, даже если бы я схватила его за руку — вряд ли бы смогла удержать. Мужчина, как раз остановившийся возле шкафа, просто дернул в сторону его дверцу и открыл. Мне казалось, что это происходит в замедленной съемке, и я уже обреченно понимала, что он там увидит — потому что, как всегда, не к месту об этом подумала.

В шкафу ровными рядами висели пальто, шубы, легкие куртки и плащи. А в самом дальнем углу сиротливо переминался с ноги на ногу, поблескивая зелеными глазами, скелет Генри.

— Замри! — одними губами шепнула я ему из-за плеча Павла Петровича, и тот изумленно обернулся. Но скелет, слава богу, послушно замер.

— Это, это… светильник! — нашлась я. — Не обращайте внимания. В прошлом году на Хэллоуин дом оформляли, вот и остался такой… ночник.

— Бесовские праздники! — проскрежетала мерзкая старуха.

— А почему в шкафу? — озадаченно спросил Павел Петрович.

— Ну… в каждом шкафу должен быть свой скелет, правда? — я постаралась непринужденно улыбнуться. Ну да, у меня ночник в шкафу. В виде скелета со светящимися глазами. А вдруг я ночью захочу проинспектировать шубы в романтичном освещении? С кем не бывает, в самом деле!

И потом, может, я забочусь о моли. Может, ей страшно там в темноте сидеть. А с Генри — не страшно совсем. Он вежливый!

Павел Петрович подвигал бровями и покачал головой, а ребенок Аглая бесцеремонно обошла его и тоже заглянула в шкаф.

— А ничего. Мне нравится. Вы же его оставите? Я