Грааль никому не служит - Андрей Басирин

– Ты когда-нибудь пытался толковать сны? – спросил Визионер.

Я помотал головой. В интернате нам запрещали рассказывать друг другу, что снилось ночью. Это считалось глупым и даже вредным. За это наказывали.

– Можно поступать по-разному, – продолжал он. – Например, представить, что люди, окружающие тебя, – это ты сам. Один – твоё беспокойство, другой – зло, которое ты боишься в себе признать. Твоя Тень. Лонотцы – это разные части человеческой психики. Твоей в том числе.

– И Иртанетта тоже? – не выдержал я.

– Да. Это сложно объяснить. Видишь ли, фемининная часть твоей души….

– Тогда не надо, – грубовато перебил я. – Не надо объяснять. Как-нибудь обойдусь.

Мысль о том, что Иришка – живая, весёлая – окажется формулой из учебника, была невыносима. Пусть уж лучше так… по-волшебному.

– А Красный рыцарь? – перевёл я тему.

– Каждый мальчишка рано или поздно должен победить своего Красного рыцаря. Выиграть решающий матч. Дать отпор негодяям. Не побояться сказать правду. Иначе ему не стать мужчиной.

Отчего-то Визионер сделался несчастным. Словно он о себе говорил в этот момент. Словно что-то когда-то упустил и сейчас страдает от этого. Я прикрыл веки:

– Ага. Знаю. Я ведь на озеро не просто так пошёл. Что я, дурак, что ли? За это Лачуги сразу. Просто Валька… ну, парень один у нас… сказал, что меня не примут в Орден. У нас Орден Белой Шпаги есть. Надо было принести крабика.

– Так это твоё животное в раковине сидело?

– Да. А что?

Визионер усмехнулся:

– Предупреждать надо, братец. Твой, с позволения сказать, талисман всю ванную паутиной затянул. Потомство вывел, охотничий сезон объявил…

Я почувствовал, как горят щёки. На станции искусственная гравитация, а крабики очень чувствительны. Вдали от родной планеты они паникуют и включают все резервы выживания. Головой думать надо, экзоразведчик! На прошлой же неделе фильм показывали. «Тихий омут на орбите венерианского ада» называется.

– Ничего, – утешил меня Сергей Дарович. – Ребята поразмялись. Боевая тревога по коду А-4. «Проникновение на борт чужой биосферы» – это не игрушки.

Успокоил, называется… Я совсем смутился:

– А скажите… Экзамен на срединника… я сдал?

– А сам-то как думаешь?

Ну вот, начинается…

– Если честно… Наверное, нет. Я же так и не добрался до замка Анфортаса.

Сергей Дарович хмуро кивнул. Мир сразу стал сереньким и тусклым. Отчего-то я не ожидал ничего иного.

Он поднялся с табурета:

– Извини, Андрей. Жаль, что так получилось… Я постараюсь, чтобы тебя наказали не сильно. До Лачуг дело не дойдёт, обещаю.

Генерал уже стоял в дверях, когда я со спокойствием, удивившим меня самого, произнёс:

– Вот так всегда. Договаривались на честный обмен, а как дошло до самого важного – и в кусты!

Видно было, как напряглись плечи генерала. Медленно, очень медленно он повернулся ко мне:

– Андрей, я не понимаю… Ты считаешь, что я тебя обманул?

– Нет. Но вы не сказали всего. Что я видел в подводном зеркале? Как Лонот управляет моей жизнью? Кто такой Анфортас?

Вопросов было много. Они рвались из меня, словно пар из чайника.

– Ах вот о чём ты… – Его глаза остановились: Визионер через имплантат связался с эфиросферой. – Ладно, ещё минут десять есть. А потом я уйду: уж не обижайся. У меня и другие дела есть. И не жди, что я открою тебе государственные тайны.

– Тайн не надо, – обречённо сказал я. – Лучше расскажите про Лонот.

Он вновь сел. Наморщил лоб, собираясь с мыслями.

– Лонот… Лонот принадлежит не только тебе – всем людям. Война там может обернуться безумием и разрушением здесь. Ты убил Красного рыцаря – это как-то скажется на нашей жизни. Нам ещё предстоит выяснить как.

– А у других рас?

– Мы знаем только о рунархах. На мифизическом плане у них есть свой мир, подобный Лоноту. Но он устроен совершенно иначе.

– А как?

– Не знаю. Рунархи от нас сильно отличаются.

– А Морское Око? Что я видел в нем?

– Пять планет, пять людей… Человек из мира бунтарей, монахиня, умирающий отшельник. Парадоксальный медитатор, искалеченная огнём женщина. Андрей, я теряюсь в догадках. Видишь ли, пока мы разговаривали, я отдал кое-какие распоряжения. Наши аналитики возьмутся за эту проблему. Если найдём ответ, мы тебе сообщим.

– Ну а звери? – наконец спросил я.

– Звери? Какие звери?

– Ну звери… чудовища…

Мне стало нехорошо. Я вдруг понял, что ни словом не обмолвился о бестиарии короля Белэйна. И о мантикоре тоже. Из моего рассказа получалось, что Итер подстерёг нас в подземелье и затеял поединок. Всё, что касалось краба и последнего удара шпагой, я передал верно. Но потом… потом…

– Зверь… – теряя силы, пробормотал я. – Он… был… шип…

Странная апатия навалилась на меня. Я отвернулся от собеседника, уткнулся носом в колени. Спать… Спать хочется.

– Эй, парень, – встревожился Визионер. Он рывком перевернул меня на спину, встряхнул. – А ну проснись! Смотреть на меня! Глаза открыть!

Дальнейшее я помню смутно. Мир плыл вокруг меня, скручиваясь в весёлую цветную карусель. Монотонно бубнил Визионер, я что-то отвечал ему. Затылок ломило. Кошачье мяуканье застряло в голове, словно пук соломы. Кажется, я кому-то обещал, что не выдам…

Мембрана двери лопнула, и в лазарет мягкой походкой вошла мантикора. Она запрыгнула на кровать, потопталась в ногах и улеглась, не забыв спрятать жало под крыло. Зловеще наращивая темп, запикал эскулап. Зверь лениво поднялся, зевнул и неторопливо двинулся в путь. Прошёл по животу, по груди и замер, жалобно глядя мне в глаза.

– Мяу.

– Ты зачем… – прохрипел я. – Слезь!..

Воздух с трудом проникал в лёгкие. Казалось, на меня положили шкаф – таким тяжёлым было тело зверя. Я выгнулся дугой, сбрасывая гостя с кровати.

– Скорее!.. – шелестели бесплотные голоса. – Усильте поток. Он уходит.

Мантикора рухнула на пол; тело её вытянулось, покрываясь алым шёлком. Итер пытался встать, но распоротая рука мешала ему. Что-то он такое говорил… Что-то жёстокое, опасное. Иртанетта?.. Белэйн?..

– Борись, – из неведомой дали донёсся голос Визионера. – Вспоминай, парень. Один раз ты его победил!

– Да… – прошептал я. – Да! Крабик…

– Что он сказал тебе тогда?.. Что?..

– Он… сказал… забыл… забыть…

– Говори! Говори!

Мягкое алое сияние накатило, вымывая из меня дурноту и боль. Я вспомнил всё: усмешку умирающего Итера, его последнюю фразу… Заклятие… Почему Грааль и плащ Итера – одного цвета?..