Обещание - Джоди Пиколт

— Прошу прощения, — решительным тоном сказал он. — От лица Мэлани и от себя я хочу поблагодарить вас за то, что пришли. Мы ценим ваши добрые слова и поддержку. Пожалуйста, оставайтесь здесь столько, сколько сочтете нужным.

А потом на глазах у пятидесяти изумленных людей, которые хорошо его знали, Майкл Голд покинул собственный дом.

В закрытом психиатрическом отделении посещение было разрешено два раза в день: в половине десятого утра и в три дня. Матери Криса не только удавалось быть здесь в это время, но и уговорить медсестер позволить ей остаться в отделении позже отведенного времени. Поэтому, возвращаясь после того, как побеседовал с психиатром или принял душ в общей душевой, Крис частенько заставал мать в палате.

Но когда Крис очнулся после укола в день похорон Эмили, матери рядом не оказалось. Он не знал, то ли нет еще трех, то ли врачи в свете утренней драмы запретили ей навещать сына, то ли она просто боится показываться здесь, после того как обманула его. Он приподнялся на кровати и потер лицо рукой. Во рту — как будто песка насыпали, голова кружится, словно внутри бьется муха.

Медсестра осторожно приоткрыла дверь.

— Вот и хорошо, что ты очнулся, — сказала она. — К тебе пришли.

Если это пришла мать, чтобы рассказать, как прошли похороны, — он не хочет ее видеть. Он желает знать все: как был оформлен гроб, какие стихи выбрали для молебна по Эмили, какая текстура земли, в которую закопали гроб. Мать, скорее всего, не помнит подобных мелочей, а если самому додумывать ее рассказ, так лучше вообще его не слышать.

Но когда медсестра отошла, пропуская визитера, в палате появился отец Эмили.

— Крис… — сказал он и остановился, испытывая неловкость, в шаге от кровати.

Крис почувствовал, как в животе похолодело.

— Наверное, мне не следовало приходить, — сказал Майкл. — Откровенно признаться, я знаю, что приходить не стоило. — Он положил куртку на краешек стула и засунул руки в карманы брюк. — Ты знаешь, сегодня хоронили Эм.

— Слышал, — ответил Крис. Он был рад тому, что голос не дрожит. — Я хотел прийти.

Майкл кивнул.

— Она была бы рада.

— Меня не пустили, — признался Крис дрогнувшим голосом.

Он попытался втянуть голову в плечи, чтобы Майкл не заметил в его глазах слез, полагая, что отец Эм, как и его собственный, примет слезы за проявление слабости.

— Не думаю, что настолько важно твое присутствие на кладбище сегодня, — медленно сказал Майкл. — Ты был с Эм в самый важный для нее момент.

Он смотрел на Криса, пока тот не встретился с ним взглядом.

— Расскажи мне, — прошептал Майкл. — Расскажи, что произошло в пятницу вечером.

Крис не сводил глаз с лица Майкла. Его держала не сама сила заданного вопроса, а то, насколько сильно Эмили походила на отца: те же холодные голубые глаза, такой же решительный подбородок, а ее улыбка просто спряталась за усталым изгибом отцовских губ. Крису легко было представить, что спрашивает сама Эмили, а не Майкл. «Скажи мне, — молила она влажными от сочащейся из виска крови губами. — Скажи, что произошло».

Он опустил глаза.

— Не знаю.

— Ты должен знать, — возразил Майкл.

Он схватил Криса за подбородок, но, словно обжегшись об инфракрасное излучение юности, тут же убрал руку. Он целых пять минут пытался заставить Криса заговорить, рассказать хоть что-нибудь, любую деталь, чтобы он мог унести ее с собой, как уносят в нагрудном кармане любовную записку или талисман. Но когда Майкл покинул палату, единственное, в чем он был уверен, — Крис избегает смотреть ему в глаза.

Анна-Мари Маррон закрыла дверь своего кабинета, сбросила туфли и села изучать полученные по факсу результаты вскрытия Эмили Голд. Она подобрала под себя одну ногу и закрыла глаза, пытаясь отбросить посторонние мысли, чтобы исключить предвзятое отношение, когда будет читать отчет. Потом провела рукой по волосам и читала, пока перед глазами не поплыло.

Пациентка — семнадцать лет, белая, доставлена в бессознательном состоянии после пулевого ранения в голову. За считаные минуты после поступления давление пациентки упало до 50/70, пульс едва прощупывался. Пациентку признали мертвой в 11.31.

В результате макроскопического исследования обнаружены следы пороха вокруг входного пулевого отверстия на правом виске. Пуля не прошла навылет, а задела височные и затылочные доли мозга, зацепила мозжечок и вышла прямо по центру задней части черепной коробки. Характер ран соответствует пулевому ранению из оружия сорок пятого калибра, выстрел был произведен в упор.

В общем и целом, смерть в результате попытки самоубийства, как и говорил Кристофер Харт.

Анна-Мари прочла вторую страницу отчета и почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом. При наружном осмотре были выявлены синяки на правом запястье. Под ногтями Эмили эксперт обнаружил частички кожи.

Следы борьбы.

Она встала, думая о Крисе Харте. Она еще не получила результатов экспертизы кольта, но это не имело значения. Оружие он принес из дома, на нем повсюду отпечатки его пальцев. Осталось узнать, есть ли на нем отпечатки пальцев Эмили.

Какая-то мысль не давала ей покоя, и детектив вернулась к первой странице. Патологоанатом лишь ориентировочно описал входное и выходное отверстие, но Анна-Мари почувствовала какое-то несоответствие. Она подняла правую руку и приставила ее к виску, как будто это пистолет. Подняла вверх большой палец, словно курок, сделав вид, что стреляет. Пуля должна была выйти где-то у левого уха девушки, а вышла в районе затылка, всего в нескольких сантиметрах от правого уха.

Анна-Мари вывернула запястье, чтобы воображаемый пистолет был направлен по той же траектории. Ей пришлось поднять локоть и странным образом отставить его, так, чтобы пистолет оказался практически параллельно виску, — чрезвычайно неудачная и неестественная поза для того, чтобы выстрелить себе в голову.

Однако траектория пули абсолютно понятна, если человек, который стреляет, стоит перед тобой.

Но зачем?

Она открыла последнюю страницу и прочла результаты экспертизы содержимого желчного пузыря, желудочно-кишечного тракта, репродуктивной системы. И затаила дыхание. Потом скользнула назад в туфли, подняла телефонную трубку и набрала номер приемной генерального прокурора.

— Миссис Голд, — сообщила Анна-Мари по телефону, — пришли результаты вскрытия тела вашей дочери. Я бы хотела подъехать и ознакомить вас с ними.

Мэлани взвешивала слова детектива. Что-то в просьбе Маррон ее насторожило: она так и эдак вертела предложения, не понимая, что же ей показалось странным, пропускала просьбу сержанта через различные фильтры, как будто разум ее был сродни калейдоскопу. Вероятно, все дело в учтивости детектива: ее поведение совсем не вязалось с тем, как последние несколько раз Маррон бесцеремонно нарушала их траур. Может, все дело в том, что на одном дыхании были произнесены слова «вскрытие» и «тело вашей дочери»?