Великие любовницы - Эльвира Ватала

Ну ладно, здесь хоть и большое чудачество, но все-таки роды были настоящими. А что вы скажете о тех королевах, у которых на нервной там или еще какой истеричной почве живот реально в размерах все девять месяцев увеличивается, грудь молозивом наполняется, а когда придет время рожать, оказывается, что беременности и не было никогда. А ведь так случилось с нашей Александрой Федоровной и английской Марией Тюдор. Александра Федоровна от настойчивого желания иметь наследника впала в какое-то состояние маниакальности и девять месяцев ходила с «беременным животом». Швеи не успевали ей платья в ширину увеличивать. И вот, когда народ ждал пальбу пушек с Петропавловской крепости и дождаться не мог, и врач настоял, чтобы царица все-таки дала осмотреть себя, оказалось, что у нее беременности нет и в помине.

И точно такое же явление произошло с Марией Медичи. Это свыше сорокалетняя жестокая, вредная и уродливая королева как кошка влюбилась в своего супруга испанского короля Филиппа II, вспомните, это у него две жены от родов умрут. И Мария Тюдор непременно хотела супруга вознаградить ребенком. И что же? С большим усилием, конечно, но забеременела. Радуется вовсю, люльку безумно роскошную у лучшего дворцового мастера заказывает, служанки пеленки вышивают, кружевца и монограммы вышивают, а тут врач, уставший от бесплодного ожидания предродовых схваток, настоял на осмотре и… Ее мнимая беременность — это водянка и рак живота.

Вот ведь как иногда грустно было и с родами, и с беременностями королев. Ну, наша Анна Австрийская не исключение в данном случае. И хотя многие до сих пор не верят в отцовство Людовика XIII в производстве двух королевских отпрысков Людовика XIV и Филиппа Орлеанского, ни один из них не усомнился в огромной трудности ее первых родов, поскольку это было записано в дворцовых хрониках: «Анну уложили в специальную постель с подставками для ног и перилами у изголовья. В этой постели рожала Мария Медичи. Занавески были раздвинуты, чтобы все могли видеть королеву. Комната начала заполняться людьми. Восемь стульев, покрытых золотой тканью, поставили возле стен для самых знатных дам Франции и прислужниц королевы. Они уселись на них, следя в ожидании за Анной. Все свободное место было заполнено священниками и знатью, имеющей право присутствовать при родах. И когда Анна в муках открывала глаза, комната казалась просто морем лиц, тянувшихся к ней, глазеющих, болтающих, поглощающих воздух, которого и так ей не хватало»[25].

И случилось это в 1638 году. Так рождался великий Король-Солнце Людовик XIV.

Замок и окрестности. Гравюра XVII в.

у, это, конечно, страшно! Угроза отлучения римским папой целых королевств из-за любовниц королей — очень даже действенным методом оказывалась. Папы, так сказать, здесь выступали в защиту нравственности, хотя сами часто давали примеры такой неудержимой безнравственности, что история их давно записала в разряд развратных пап, как это было со знаменитым жестоким и разнузданным Александром VI Борджиа, злодеяния и разврат, которого занимают целые тома, к вящему неудовольствию католического костела, не желающего признавать порочность священных особ.

Однако не об Александре Борджиа здесь речь, а о великой куртизанке Бертраде, поймавшей в любовные сети самого французского короля Филиппа I и заставившей страдать от папского отлучения весь французский народ. А случилось это, дорогой читатель, в двенадцатом веке. Римский папа, Урбан II, вынес свой вердикт — отлучить Францию от Римского костела, ибо король со своей законной женой Бертой жить не захотел, не нравилась она уже королю, а папа такой откровенный разврат позволить не мог. Он бы, конечно, сквозь пальцы смотрел, если бы король свои любовные делишки так не афишировал. Ну влюбился в некую Бертраду, ну взял ее у мужа — ничего страшного. Пример древней Римской империи в этом отношении показателен. Там императоры чуть какая чужая жена им понравится, они ее У мужа — хап и забирают себе. Калигула таким манером две жены взял, и Нерон тоже около трех так присвоил. Но здесь ведь совсем другое. Здесь законную, папой одобренную жену выгоняют, а на ее место помещают любовницу. И вот Бертрада, ни чести ни совести не имея, живет с королем открыто, как супруга, и уже чуть ли не законной королевой выступает, демонстрируя публике свою красоту и порочность.

Неизвестно почему, но все мужчины поголовно влюблялись в эту самую Бертраду. Ну прямо как взглянет она на кого, того холодный пот и стрелы амура одновременно прошибают. Уж на что супруг этой самой Бертрады — человек в женском деле искушенный, имея четырех жен за собой, из которых одна только своей смертью умерла, остальных он сам выгнал, как увидел Бертраду — все, не устоял против ее прелестей. Едва только взглянула эта женщина на вельможу Фулька (так его звали), как он сразу свою последнюю жену, как говорится, «побоку», а сам уже неземной любовью к Бертраде пылает и несметные богатства ей предлагает, потому как действительно был очень богатый. И заметьте, любовь его не на какое-то там короткое время, пока страсть свою не насытит, а на всю оставшуюся несчастливую жизнь. Почему несчастливую? А какое счастье в том, если жена тебе вечно изменяет, а ты делай вид, что об этих изменах даже не догадываешься, желаемое выдавая за действительное.

Знаем мы примеры таких бедных королей, которые; зная о любовниках своих фавориток, только удрученно вздыхали, будучи не в силах с ними расстаться, как это было с французским королем Франциском I и герцогиней д’Этамп. Он, правда, все взваливал на свою дряхлость, хотя одряхление у него произошло не от старости, а от неумеренной половой жизни. «Старость, дескать, не радость, и надо снисходительным оком на развлечения своих фавориток поглядывать», — говаривал король.

Ну, вельможа Фульк далеко не стар, не дряхл и с огромной радостью сейчас в своей вотчине принимает французского короля Филиппа I и хвалится богатством, превышающим добро самого короля. Но главное в его богатстве — это, конечно, красавица жена Бертрада. О, наивные мужья! Никогда не хвалитесь красотою своих жен и гостю не показывайте. У нас Меншиков хвалился-хвалился красотой своей пленной наложницы Марты Скавронской, и чем это для истории обратилось, каким несчастьем? Он, великий государь Петр I, ее царицей Екатериной сделал. А молчал бы тихонько себе Меншиков, прачечные и сексуальные услуги Марты втихомолку принимая, ни за что не выпала бы на долю русского государства такая безответственная, неученая и легкомысленная царица. Ну, Фульк, конечно, гордится своей женою и показывает ее королю. А он как глянул, так моментально, конечно, любовью к ней запылал. Все влюбляются, а король что, рыжий? Все могут с ней любовью заниматься, а он нет? Ну и отплатил Фульку за гостеприимство, нечего сказать. Тут же с места в карьер предложил Бертраде немедленно стать его любовницей (он тогда еще не знал, что она захочет стать королевой). И вот он, уже не обращая внимания на мужа и изнывая от страсти, тянет ее в постель. Ну хотя бы только на одну ночь, так королю в этот момент ее любовь нужна была. А она мнется, постель мужа, то есть его спальня, тут же рядом, одной тоненькой дверью соединенная. Ну знаете, как сейчас в приличных гостиницах делается, когда парочки, паспортной печатью в супружестве не пришлепанные, захотят совместно ночь провести? Ну им и дают такие отдельные номера, которые тонкой дверью соединены. И администрацию гостиницы отнюдь не интересует, открывают ли они на ночь эту дверь, или она вечно наглухо под ключом, поскольку приличия соблюдены и административный моральный порядок не нарушен.