Зимний излом. Том 1. Из глубин - Вера Камша

– Что ж, – медленно произнес экстерриор, – будем ждать Альмейду и думать, кто обглодал фламинго. Поверьте небывшему экстерриору, «гуси» и «павлины» были поражены не меньше нас.

Рудольф вопросительно поднял бровь, но ответить не успел. На пороге возник Ойген Райнштайнер собственной персоной. Бергер сдержанно поклонился, он был таким же, как всегда. Бледным, невозмутимым и деловитым.

– Господин регент, господа, королевский кортеж прибыл.

– Хорошо. – Рудольф Ноймаринен тронул регентскую цепь и прошествовал к окну. – Господин Манрик не удивился вашему появлению?

– Граф Манрик не счел возможным уведомить меня о своих чувствах, – объявил барон, и Жермон едва не расхохотался. Воистину в этом мире есть кое-что надежней гор и серьезней Книги Ожидания.

3

– Господа, – усмехнулся регент Талига, – ставлю вас в известность, что в шестой день Осенних Волн полковник Райнштайнер встретил кортеж бывшего кансилльера и бывшего же обер-прокурора. Господа, предусмотрительно прихватив казну, кардинала и наших с Жермоном племянников, направлялись через Придду в Ардору. Барон убедил их свернуть в Вальдзее.

– Жаль, барон предъявил свои доводы в Придде, а не в Олларии, – свел брови Рафиано. – Господа, вы не представляете, как нам его не хватало.

– Я получал ваши письма, граф, – Ноймаринен задержался у стола, поглаживая шрам на левом запястье, – но гонцы и армии не летают. Остается утешаться тем, что у Бруно крыльев тоже не имеется.

– Простите, – наклонил голову дипломат, – я забылся. Мне и впрямь пора в отставку.

Отчего ж сразу в отставку? Экстерриоры тоже люди, они злятся, ненавидят, негодуют, сожалеют точно так же, как регенты и генералы. Что сделает Рудольф с зарвавшимися дураками? Повесит, расстреляет, где-нибудь запрет? Жермон бы расстрелял. Перед строем.

– Ваше Высокопреосвященство, прошу вас, – Ойген Райнштайнер распахнул дверь, и в кабинет Михаэля вошли четверо, вернее, трое и один. Русый олларианец испуганно оглядывался на лысоватого господина в розовом и зеленом, памятного Жермону еще по Олларии. Леопольд Манрик был на два года старше Рудольфа, но ровесниками они не казались никогда. Двадцать лет назад Первый маршал Талига выглядел моложе старообразного тессория лет на пятнадцать, теперь Рудольф изрядно сдал, а Манрик остался прежним – рыжим, наглым и настороженным, как кот в поварне.

Спутников Леопольда граф Ариго в лицо не знал, но холеный красавец с герцогской цепью мог быть только Колиньяром, а суетливый клирик – новым кардиналом. Третий, худой и светловолосый, с лошадиной физиономией и легонькой шпагой, не попадался Жермону ни в Олларии, ни в Торке.

– Ваше Преосвященство утомлены, – герцог Ноймаринен еще медленней, чем обычно, пересек комнату и наклонился к руке кардинала, не замечая остальных. В торских сказках горные хозяева взглядом превращали смертных в камень, Рудольф пошел дальше: он превращал собеседников в пустое место.

Кардинал вздрогнул и затравленно оглянулся на поджавшего губы Манрика. Колиньяр уставился на бронзовый кэналлийский подсвечник, лошадинолицый поднял бровь и едва заметно улыбнулся. Молодец, хоть и не военный.

– Увы, здешние дороги по силам лишь бывалым путешественникам, – с нажимом произнес регент, глядя в растерянное, незначительное лицо.

– Да, – начал кардинал и запнулся, – да, сын мой.

– Дела мирские не стоят вашего внимания. – «Сын» старше духовного отца лет на двадцать и выше на голову, но дело не в росте и не в возрасте. Кардинал не духовный владыка, а кукла, кто ухватил, тот и играет.

– Благодарю вас, Монсеньор – бормочет черный болванчик новому хозяину, – будьте терпеливы, ожидая Его, и будете спасены.

И это преемник Сильвестра?! Худой, остролицый, с мелкими ненужными движениями?

– Чту слово Его, ожидаю возвращения Его и уповаю на прощение Его. – Благочестивые слова в устах Рудольфа напоминали речения, выбитые на пушечном стволе. Может, Создатель и вернется, может, даже простит незлобствующим, но герцог Ноймаринен себе не простит, если пустит «гусей» в Марагону. И фок Варзов не простит, и Жермон Ариго, и малыш Арно...

– Да возрадуются благочестивые души Возвращению Его в землях ли Талигойских, в Садах ли Рассветных.

Его Высокопреосвященство переминался с ноги на ногу, Манрик вскидывал голову, как бракованный жеребец, Ойген Райнштайнер смотрел на всех и ни на кого.

– Я прошу Ваше Высокопреосвященство о беседе наедине и о благословении, – мягко произнес регент. Бергер с невозмутимым видом распахнул двери, и кардинал, придерживая полы запыленного черного одеяния, исчез за порогом вместе с герцогом.

4

– Прошу садиться, – вежливо произнес Ойген, становясь рядом с Манриком. То ли без задней мысли, то ли наоборот.

Бывший кансилльер шумно втянул воздух, но опустился в кресло рядом с Рафиано, Колиньяр устроился напротив, а слева от Жермона оказался обладатель лошадиной физиономии.

– Разрешите представиться, – физиономия изысканно качнулась, – граф Креденьи, в недавнем кратком и неудачном прошлом – тессорий.

Креденьи... их земли лежат в Приморской Эпинэ, а встретиться выпало в Торке.

– Генерал Ариго, – представился Жермон и в приступе вежливости добавил: – Я слышал о вас. Вы ведь были интендантом Северной армии?

– Давно, – вздохнул сосед, – но я всегда вспоминал Придду с любовью и мечтал вернуться. Увы, я не мог предположить, что это произойдет при столь плачевных обстоятельствах.

– «Наши желания суть листья гонимые», – покачал головой Рафиано. – Господа, вы не находите, что в этом году удивительно теплая осень?

– О да, – согласился с дипломатом Колиньяр. Манрик промолчал. Ойген перешел к камину, достал из стоявшей на треножнике корзины еловую шишку, бросил в огонь. Взлетели рыжие искры, и, словно в ответ, замерцала одна из свечей.

Жермон потянулся за щипцами для нагара, но Гектор Рафиано его опередил. Пламя выправилось. Оно было золотым, а небо за окнами – багровым. Завтра будет ветер, сильный и холодный, он принесет в Придду запоздавшую зиму, но не снег.

– Судя по всему, дорога из Олларии в Придду безопасней, чем в Ургот и Эпинэ? – Граф Гогенлоэ поправил массивный обручальный браслет. На ком был женат геренций, Жермон не помнил.

– На что вы намекаете? – А голос у Манрика тихий и скрипучий, одно слово – тессорий. Тессорием бы и оставался.

– Время намеков кончилось, – зачем-то произнес Жермон, глядя в полыхающее зарево. Окна на закат – радость Леворукому, но в Торке закатов не боятся. Как и ветра, и выстрелов. В Торке боятся тишины.

– Сейчас не время для ссор, – весомо произнес Колиньяр, – нужно спасать Талиг.

– Верно, – подтвердил Жермон Ариго, – но прежде следует уяснить, как Резервная армия и часть гарнизонов перешли на сторону молодого человека, у которого нет ничего, кроме забытого имени.