Больно.ru - Евгений Ничипурук

– А на Эльбрус? Там же тоже снег круглый год.

– Нет, на Эльбрус не надо. Эльбрус – это гора. Там люди умирают.

Он махнул еще рюмочку и зашагал, чуть покачиваясь, к себе. Его преклонение перед Эльбрусом передалось и мне. «Эльбрус – это гора, там люди умирают». Звучали у меня в голове его слова. Ответов и подсказок я не получил, зато наслушался историй, которыми можно будет при случае веселить у костра друзей.

* * *

Люди на Эльбрусе действительно умирали. Обозревая окрестности с подъемника, я то и дело выхватывал взглядом из общего пейзажа памятные плиты в честь погибших на горе альпинистов и лыжников. Гора не была простой. Но я ее не боялся. Я знал, что смерть моя не тут, она очень и очень далеко, за много сотен километров отсюда. Поэтому катался и не о чем не думал. Пока меня снова не настигло то самое, с чем отчасти связаны все события. Я снова, как тогда на нашей вечеринке с Лорен, все понял и очень испугался…

Тот самый великан-горец опять стоял на мосту и смотрел на воду. Был солнечный апрельский день. Проходя мимо, я, повинуясь неясному чувству, поздоровался. Великан повернулся, и я разглядел его лицо, потемневшее от кавказского солнца, заросшее черной как смоль щетиной, густые брови и хищные глаза.

– Здорово, здорово, русский, – в совершенно непривычной мне манере поприветствовал меня великан.

Я остановился и тоже стал глядеть на воду. Подумалось, что этот горец, может быть, сейчас расскажет что-нибудь интересное для моей коллекции впечатлений.

– Меня Махмуд зовут, – сказал он. – Иди, русский, и запомни это имя. Я отдыхаю сейчас после ранения, а так бы сожрал тебя. Понял? Иди с миром.

Я отступил, ошарашенный, и тут все увидел. Село в горах, танки, Махмуда, стреляющего из автомата, русского паренька со скрученными проволокой руками, страх в его глазах. Увидел, как Махмуд стреляет ему в голову из пистолета, а несколько таких же бородатых, как он, смеются. Потом Махмуда, раненного, переправляют в Балкарию к двоюродной сестре, подлечиться. И, наконец, увидел его смерть. От взрыва минометного снаряда, где-то в далеком ущелье, где горы совсем не похожи на русские. Увидел все, как тогда на вечеринке.

Конечно, может, это мое воображение разыгралось, но я знал точно, что это совсем другое. Все как тогда, когда все началось. Когда я впервые увидел подсказку.

* * *

Бойфренд Лорен пришел в галстуке. Идиот.

– Лорен, мацо, где ты нашла это чудовище? – прошептал я ей на ушко, открывая дверь.

– Не обижай его, Марк. Он мне нравится.

– А как же я? Мы, кажется, тоже неплохо проводили время.

– Ну, возможно, я буду долго думать, если ты позвонишь и позовешь. И, скорее всего, приду, даже если к этому времени и выйду замуж за какого-нибудь парня в галстуке. Хотя, знаешь, быть с тобой вместе долго невозможно. Это выше моих сил. Терпеть всех твоих друзей и подруг…

– Ладно, расслабься, иди со своим кентавром веселись, пиво в холодильнике.

На нашу ночную пати народ слетался, как бабочки на свет фонаря. Вход только для своих. И стоит это бутылку виски или коньяка или несколько литров хорошего пива. Короче, мы как организаторы обычно заботились обо всем, но выпивка за счет гостей. В квартире легко затусовывало человек шестьдесят. У наших вечеринок было огромное преимущество – чувство свободы, достигаемое лишь при употреблении изрядного количества алкоголя и наркотиков в компании друзей. Ни один клуб не давал такого выплеска положительных эмоций.

Дэн занимал свое место за вертушками, Лиз оформляла комнаты, драпируя их тканями, украшая фигурками из пенопласта и картона, а Нат умудрялась разводить почти всех приходящих на вечеринку девчонок на спонтанный стриптиз. Bay! Что еще можно сказать.

Какое-то время я тусовался у двери и встречал приходящих, проверяя у них наличие «клубной карточки» – клочка картона с подписями всех жителей нашей беспокойной квартиры. Тадир, драгдилер из клуба «Яма», Тарелка, милая девушка-полНат уже втащила на стол какую-то малознакомую мне девицу и под аплодисменты раздела ее почти догола. Девица не чувствовала себя ни на грамм дискомфортно. Напротив, улыбаясь, подставляла свою красивую грудь под струи открытого кем-то шампанского.

Мне нравятся такие мероприятия, но, честно говоря, с трудом нахожу на них свое место, хожу все время туда-сюда. С одной стороны, в курсе всего происходящего, с другой – как следует не расслабиться. Конечно, все это верно до момента, пока не напьюсь.

Я залпом выпил большой стакан виски и упал в свободное кресло, растекся в нем, наблюдая за танцующими. Люблю смотреть, как люди танцуют, особенно если они по-настоящему расслаблены и в танце раскрываются полностью. Отпускают себя полетать: именно так я называю состояние, когда тело живет отдельно от головы, а мозг занят лишь осознанием собственной свободы и раскрепощенности.

Нат двигалась великолепно. Хотя я знаю, что она никогда не отпускает себя, всегда следит за своими движениями. А может, наоборот, она родилась уже такой, и ее тело всегда просто знает, как надо двигаться, а мозг всегда в полете. Она не такая, как я, и мне ее понять трудно.

Я закрыл глаза и увидел огромных белых птиц, летящих над бескрайним морским простором. Одна из этих птиц – я, и эта птица летит дальше всех других. Та, что справа, уже почти прилетела, ее остров показался на горизонте, та, что слева, прилетит на гнездовье совсем скоро, до ее родных скал минут сорок лета, ну а моя земля еще очень далеко, дни, недели, месяцы пройдут, пока наконец-то не появится клочок обледенелой суши. Или так не бывает, чтобы три птицы летели к разным землям… Я очнулся, когда поблизости оказалась Лорен. Она плакала. Потянул ее к себе, обнял.

– Что ты, малыш, не плачь, – шепнул я ей на ушко.

– Просто мне грустно. – Она была пьяна или просто много курила. Не знаю, но все равно она очень красивая.

– Пойдем?

– Пойдем, – услышал я ее дыхание, и через мгновение мы оказались в свободной комнате. Мир умер, на планете Z осталось в живых только двое – я и Лорен. А это значит – надо любить друг друга. Немедленно! А то придет рассвет и суровый Бог воскресит никчемное человечество… Надо любить друг друга, руки на ощупь найдут единственно верную сейчас правду – рядом есть кто-то, кто нуждается в твоем тепле, а так хочется это тепло подарить!

– Бери! Оно твое!

* * *

Под утро я несколько раз просыпался в холодном поту. Видимо, стонал во сне, и Лора целовала меня в лоб. Я открывал глаза, но все равно видел одну и ту же картину: Лорен мертва. Ее прекрасные светлые волосы разметаны по ванной комнате, она лежит в лужи крови и никогда уже не встанет. «Это сон, дурной сон», – шептала она мне где-то совсем рядом. Это сон, просто сон, твердил я себе, пока не провалился в темноту, где не бывает никаких снов.

Очнулся – в голове пусто. Никаких мыслей. Потянулся. Лорен рядом нет. Наверное, она в душе. Надеюсь, гости большей частью разошлись. А Лора хороша. Безумно хороша. Может, она порвет с этим парнем в галстуке и немного поживет у меня? Встал с дивана, автоматически фиксируя дикий беспорядок в комнате, подошел к окну, и прорывающийся сквозь жалюзи утренний солнечный свет одел меня в полосатую рубашку арестанта. Лениво потянулся еще раз. Дойдя до шкафа, сунул себя в шорты. Сделал шаг к двери и… замер, застигнутый врасплох страшным воплем. Крик ужаса и отчаяния. Я остановился, а потом рванул туда, где кричала Лиз. Да, это она. Случилось что-то страшное. Лиз сидела у двери в ванную, прислонившись спиной к стене, мотая головой, что-то бормоча. Вся в слезах и крови.