Сталинградская страда. «Ни шагу назад!» - Владимир Першанин

Среди горящих танков началась рукопашная схватка с немецкой пехотой. Слово «Сталинград» значило для нас много. Захватить город и позволить немцам переправиться на левый берег мы не имели права. Хотя из-за потерь прекратилось наступление, но отбросить нас фрицы не смогли.

Я описываю сухую хронику тех ожесточенных боев. Конечно, каждый хотел перехитрить смерть, многие переживали больше за свои семьи, чем за себя. Но обстановка была такая, что вникать в собственные переживания было невозможно. Приказ № 0227 от 28 июля 1942 года четко определял наши действия своим названием «Ни шагу назад!». Да и куда отступать? Позади была Волга.

Кто-то подсчитал подбитые и сожженные за день немецкие танки. Их было двадцать и несколько бронетранспортеров. Тела наших погибших бойцов лежали вперемешку с трупами немцев, которые так и не дошли до Волги.

Фронт обороны 724-го полка сократился до трех километров, боевые порядки батальонов уплотнились. В ту же ночь на 28 августа мы получили пополнение — 600 человек. Правда, бойцы были обучены наспех. Мой второй батальон передал свои позиции 26-й танковой бригаде и получил новый участок обороны левее.

Опять долбили твердую землю, отрывали окопы, оборудовали новые огневые позиции. Волновали большие потери людей, особенно среди командиров взводов и рот. Хотя немцы лишились многих своих огневых точек и постоянно находились в ожидании нашего наступления, численное превосходство в силах и средствах оставалось на их стороне.

Двадцать восьмого августа батальону пришлось отражать контратаку врага, а перед рассветом 29 августа началась наша артподготовка. Как только артиллеристы и минометчики перенесли свой огонь на гребни высот, стрелковые роты броском ворвались в окопы врага.

Нам было приказано взять высоту 147,6. Одна из десятков безымянных высот, которую оседлали немцы и прицельно обстреливали наши части. Две роты медленно и упорно охватывали ее с флангов. Мы все же взяли эту высоту. Но какой ценой — трудно сосчитать. Последующие дни были заполнены непрерывными боями. Нас перебросили на другой участок. И снова атаки и бомбежка с воздуха. Седьмого сентября (запомнился этот день!) полк бомбили с утра и до темноты. Порой одновременно в воздухе висело до 40 самолетов. Били не только по артиллерии, технике, но и, пикируя, обстреливали из пулеметов одиночные окопы. А в перерывах снова начинались атаки, которые мы отбивали.

Не могу не рассказать о тяжелом для меня и для батальона дне — 9 сентября 1942 года. Одновременно с артиллерийским огнем налетали группы по 20–25 самолетов. От разрывов бомб и снарядов земля ходила ходуном, обваливались стенки траншей, многие бойцы были контужены или оглушены. Ведь что такое стокилограммовка, врезавшаяся в землю и рванувшая на глубине четырех метров? Даже на полета шагов, когда ты лежишь в укрытии, человека подбрасывает, бьет о землю. Летели вниз и «подарки» солиднее — по двести пятьдесят и пятьсот килограммов!

И все это с воем сирен и пулеметной трескотней. Дым и пыль клубилась огромными вихрями. Пушек уцелело немного, а на нашем участке вообще считаные единицы. Снарядов не хватало, и я еще с ночи приказал заминировать подходы оставшимися противотанковыми минами вперемешку с бутылками КС.

Обычно немцы действовали осторожно, но здесь они, что называется, нарвались. В атаку шли около 40 танков. Немцев подгоняли, потому что в Германии уже объявили о взятии Сталинграда. Пять танков подорвались на минах и горели от воспламенившейся жидкости. Открыли огонь бронебойщики. К лету — осени сорок второго года броня большинства немецких танков была усилена. Бронебойщикам, чтобы поразить цель, приходилось стрелять с расстояния и 200, и даже 100 метров, стараясь попасть в борт, моторную часть, в гусеницы. Те, у кого не выдерживали нервы и начинали стрелять раньше, попадали под огонь немецких орудий.

Политрук роты ПТР Николай Демидов и бронебойщик Сайдулаев, подпустив танки поближе, сумели подбить две машины. Танки, облитые горючей жидкостью взорвавшихся бутылок КС, заставили остальные машины попятиться назад. Об этой уловке с минами и бутылками с горючкой до сих пор вспоминают на своих встречах ветераны 315-й дивизии.

Все же прорвавшаяся на бронетранспортерах пехота достигла окопов второго батальона. Завязалась рукопашная схватка. Санитарка Люда Андреева бросилась с саперной лопаткой на спрыгнувшего в окоп немецкого офицера. На помощь ей кинулся старший лейтенант Александров, учитель математики из Барнаула. Но не успел. Офицер в упор выстрелил в Андрееву. Александров выбил у немца пистолет, но и сам выронил свой «TT». Двое сцепились мертвой хваткой, и каждый знал, что исходом ее может быть только смерть одного из них. Чувствуя, что ему не осилить молодого тренированного фрица, сорокапятилетний Александров зубами вцепился ему в горло и все же одолел.

Оставив за себя начальника штаба батальона, я собрал связистов, пулеметчиков и стрелков, занимавших оборону вокруг НП батальона, и повел их в контратаку, чтобы выбить прорвавшихся немцев. Со мной бежали примерно сорок человек. Ценой новых потерь мы сумели выбить в рукопашной схватке фрицев из траншей. Обессиленные и физически, и от нервного переутомления бойцы валились с ног. Всех мучила жажда, но воды не было даже для раненых.

Каждый из этих сентябрьских дней был похож один на другой. Артиллерийский огонь, немецкие самолеты, атаки и контратаки. На одном из участков обороны бойцы через каждые 20–30 метров копали одиночные окопы для стрельбы стоя, используя воронки от бомб и снарядов. Для более плотной обороны людей не хватало. Погибает кто-то из красноармейцев и возникает ни кем не прикрытое пространство в полста метров.

А если убьет двух-трех человек? Это уже готовая брешь — жди прорыва фрицев. Пока находил замену, сам прикрывал «коридор» ручным пулеметом. Кому-то эта хроника августа-сентября 1942 года покажется скучноватой. Просто я хочу рассказать, что значил тогда для фронта и для нас Сталинград. За Волгой земли нет. Может, звучит несколько с пафосом, но так и было на самом деле.

12 сентября стал одним из самых тяжелых дней в моей жизни. В батальоне осталось около 120 человек. Весь день шел бой. Особенно запомнился мне коренастый боец из роты ПТР — Сайдулаев Танибек.

Меткий стрелок, он обращался с громоздким противотанковым ружьем, как с игрушкой. За время боев он подбил пять немецких танков, результат почти немыслимый для бронебойщика. Его ранило в обе ноги, и он приполз ко мне доложить, что противотанковое ружье разбито, а напарник погиб.

Я был поражен и смотрел на него, не находя слов. Передо мной был человек, которых называют героями. Обе ноги его были неестественно вывернуты, все в крови. Его угнетало, что убило помощника, а он, раненый, приполз без ружья и не может встать перед своим командиром. Такого бойца следовало представить к самой высокой награде, но тогда было не до наград. Некогда нам было заниматься этим вопросом. Его отнесли в санбат, ампутировали обе ноги, а затем переправили в госпиталь за Волгу. Хочется верить, что Сайдулаев выжил и вернулся домой.

А в тот день остатки батальона снова отражали танковые атаки. Я насчитал 25 танков. У нас оставались три противотанковых ружья и две «сорокапятки». Ну, еще гранаты и бутылки с горючей смесью. Четыре танка сумели подбить артиллеристы. Несколько машин начали утюжить окопы, в них полетели бутылки с горючей смесью. Отступать было некуда. Подожгли три танка, остальные отползли. Зато активно наступала пехота, начались рукопашные схватки. Человек пятьдесят фрицев окружили наблюдательный пункт батальона. Мы могли бы пробиться к ротам, но в это время тяжело ранило комиссара батальона Умрихина. Передвигаться самостоятельно он не мог. Я не мог оставить своего боевого товарища и комиссара в беде и решил отстреливаться до конца, рассчитывая на помощь командиров подразделений и на счастливый случай.