Пуля убеждает с лету - Илья Деревянко

«Кухня, вторая комната!» – тем же способом скомандовал я Филину, а сам бесшумно устремился в третью, наиболее отдаленную. Растяжек я больше не опасался. Поставить вторую у Обернихина просто не хватало времени, каким бы крутым он там ни был![41]

И действительно, второй «сюрприз» оказался иного рода. Едва я ворвался в «третью», послышалось негромкое «П-ф-ф!», и в мою грудь ударила невидимая кувалда. Я рухнул на пол, а Обернихин, выскочив из-за кресла, сиганул в раскрытое окно, расположенное на боковой стороне здания.

– Негр! За угол! Он уходит! – просипел я в прибор связи. Преодолев ноющую боль в области сердца (спасибо бронежилету! – Д.К.), поднялся на ноги, выпрыгнул следом, приземлился на островок прошлогодней травы и… увидел Негра, с трудом выбирающегося из грязной лужи.

– Пуля… почти в упор… в броник… – задыхаясь, выдавил он.

«Клиент» тем временем успел достичь края небольшого пустыря и уже подтягивался на заборе одной из стройплощадок. Еще пара секунд – и ветеран «А.О.» благополучно затеряется там. Ищи потом, свищи!.. Пришлось прибегнуть к крайней мере.

«П-ф-ф… П-ф-ф… П-ф-ф… П-ф-ф…» – открыл я частый огонь, целя по ногам беглеца. Со сдавленным стоном он свалился обратно и, морщась от боли, сунул руку за пазуху.

«Упорный, сволочь!» – Качая «маятник», я бросился к нему.

«Фьюить… фьюить… фьюить… фьюить… фьюить…» – характерно засвистело вокруг головы.

– Оп-па! – с разбегу прыгнув на Обернихина, я при-емом боевого самбо отобрал у него пистолет и в полсилы ударил лодочкой[42]по глазам.

Временно ослепленный противник злобно завыл, однако сопротивления не прекратил и попробовал вцепиться пальцами мне в кадык…

С простреленными ногами… ничего не видящий… Силен! Неплохо все же их готовили в «А.О.»…

…Перехватив атакующую конечность, я безжалостно крутанул кисть. Сухой палкой треснул сломанный сустав. Вой перерос в надсадный вопль…

А вот боль ты терпишь не очень… Учтем на будущее!..

– Глохни, мразь! – Я ткнул его двумя пальцами в ямку у основания глотки. Вопль сменился протяжным хрипом, перемешанным с надрывным кашлем. Интеллигентное лицо убийцы налилось кровью. Глаза покраснели, выпучились…

– Выживет? – хором спросили подоспевшие Филин, Негр и Лопата.

– Куда он на фиг денется… «Пеленайте»! Перевяжите ноги. На всякий случай – искусственное дыхание! Потом вколите промедол в клешню, – распорядился я, слез с поверженного Обернихина и, связавшись с Барином, приказал подогнать «Шевроле» к углу дома. Затем посмотрел на часы: 22.18. «За одиннадцать минут такого зверя «теплым» взяли! Ай да умницы мы! Ай да молодцы!» – мысленно восгордился я и… вздрогнул от дурного предчувствия, ядовитой иголкой уколовшего сердце. Неподалеку, словно в подтверждение, тоскливо заскулила бродячая собака…

Барин и примкнувший к нему Кот проявили чудеса расторопности. Через пять с половиной минут микроавтобус встал на указанном месте и призывно мигнул фарами. Филин, Негр и Лопата тоже не подкачали. За означенное время они успели сделать пленнику искусственное дыхание, перевязать ему ноги, вколоть промедол в сломанную руку и «браслетами» приторочить к ней здоровую.

– Грузите! – отрывисто скомандовал я.

Ловко подхватив тяжело дышащее тело, головорезы побежали к машине. Обитатели дома пятьдесят пять не подавали признаков жизни, если не считать магнитофона, продолжавшего изрыгать матерщину. Обернувшись на бегу, я глянул на стройплощадку. Работа там по-прежнему кипела. Снующие в свете прожекторов гастарбайтеры даже не оборачивались в нашу сторону. «Одни то ли затаились, то ли не заметили. Другим – по барабану. Ну и прекрасно!» – промелькнуло в голове. Спустя еще полторы минуты автомобиль (с моей группой и пленным внутри) начал аккуратно выезжать на Ольховскую. Устроившись в мягком кресле и закурив сигарету, я вперился людоедским взором в майора Обернихина. Тот сидел на полу, прислоненный спиной к задней запасной дверце. Дыхание потенциального «языка» относительно выровнялось. Багровая краска, так и не став синевой[43], сошла с лица, уступив место меловой бледности…

– Зря вы, ребята, проявляли беспокойство, – обратился я к Филину, Негру и Лопате. – Такие уроды – живучие, ломом не зашибешь! И спят всегда спокойно, потому что совести нет. Взорвут, допустим, дом с невинными людьми, выпьют пивка – да на боковую. «Мальчики кровавые» их никогда не посещают! Зато героев из них не получается. Видите, как рожу корчит?!

Ветеран «А.О.» выглянул весьма непрезентабельно. На физиономии зернился крупный пот. Губы дрожали. Он часто, страдальчески охал, жутко кривился и противно скрежетал зубами. На мою обличительную речь убийца не отреагировал, всецело занятый собственными болячками.

– Хочешь еще промедола? – вкрадчиво спросил я.

– Да-а-а! – на мутных глазах Обернихина выступили слезы.

– Тогда заслужи!

– Ка-а-ак?!!

– Правдиво ответь на мои вопросы.

– Не мо-о-о-огу-у! – корчась, простонал он. – Мысли пу-утаются… Бо-о-о-оль-но-о-о!!!

– Ладно, неженка ты наш, – презрительно фыркнул я и бросил Лопате: – По одному уколу в каждую ногу. Шут с ним, с чмошником!..

Промедол подействовал быстро. Физиономия майора порозовела, слезы высохли. Мутный взгляд прояснился.

– Кто главный в новой «Структуре»? – начал допрос я.

– Где-е?!!

– Не валяй дурака, сучонок! Иначе тебе покажут, что такое настоящая боль! Прямо сейчас!!! – нахлынувший гнев сделал мой голос по-настоящему страшным. И, как рассказывали потом логачевцы, я в тот момент походил на разъяренного тигра… (Хорошо хоть не на Лунного[44]. – Д.К.)

– Не знаю! Честное слово, не знаю! – Обернихин заметно испугался. – Шеф носит псевдоним Фараон, но кто он в действительности – неизвестно! Кто стоит за ним – тоже тайна. По крайне мере, для меня! В нашей иерархии я занимаю невысокое положение!!!