Вспомни о Флебе - Иэн Бэнкс

– Пожалуй, женщины Культуры – это единственный тип женщин, с которыми я хотел бы иметь дело. Говорят, у них и в самом деле есть все эти… штуки, ты понимаешь, о чем я говорю. – Крейклин подмигнул, глядя на Хорзу, и вдохнул из флакона. – Между ног. У мужиков – это такие наращенные яйца, да? Что-то вроде замкнутой циркуляции… И у женщин тоже что-то похожее. Будто бы они могут трахаться часами… Ну, минутами – это точно…

Язык у Крейклина начал слегка заплетаться, а взгляд остекленел. Хорза старался ничем не выдать свое презрение. «Опять двадцать пять», – подумал он, пытаясь подсчитать, сколько раз он слышал (обычно от представителей обществ третьего и ниже уровней, близких к гуманоидному типу и в большинстве случаев – мужского пола) этот почтительный, завистливо-восторженный тон, эти разговоры о том, что «У Культуры-то покайфовее будет». Проявляя в этом отношении нездоровую сдержанность, Культура установила предельный размер таких измененных гениталий, наследуемых ее гражданами.

Конечно, скромность Культуры только подогревала интерес всех остальных, и Хорза иногда злился на людей, проявлявших раболепное почтение к квазитехнологической сексуальности Культуры, нередко преувеличенной. Но в Крейклине это его нисколько не удивило. Он подумал, что капитан, может быть, и себе сделал дешевенькую эрзац-операцию, желая получить тот эффект, которым наслаждались жители Культуры. Подобные операции были делом обычным, хотя и небезопасным. Слишком часто они (в особенности на мужчинах) делались топорно, без малейших попыток укрепить сердце и сосудистую систему, чтобы те соответствовали возросшим нагрузкам. (В Культуре повышенная выносливость, конечно же, передавалась по наследству.) Из-за такого слепого подражания упадочным нравам Культуры нередко в буквальном смысле разбивались сердца. «А теперь, наверное, начнется разговор об этих замечательных наркогландах», – подумал Хорза.

– … Да, и потом у них есть наркогланды, – продолжал Крейклин, по-прежнему глядя в пустоту и кивая сам себе. – Говорят, они в любой момент могут выделять в себя что душе угодно. Стоит им только об этом подумать. Выделяют, понимаешь, любые вещества, и оказываются на верху блаженства. – Крейклин погладил флакон в своей руке. – А еще говорят, что женщину Культуры невозможно изнасиловать, а? – Ответа он, похоже, не ждал, и Хорза промолчал. Крейклин опять кивнул. – Да, у них есть класс, у этих женщин. Они не то что это дерьмо на моем корабле. – Крейклин пожал плечами и еще раз понюхал флакон. – И все-таки…

Хорза откашлялся и, наклонившись вперед, не глядя на Крейклина, сказал:

– Она все равно уже мертва.

– Как-как? – сказал Крейклин, с отсутствующим видом глядя на мутатора.

– Та женщина Культуры, – пояснил Хорза. – Она мертва.

– Ах да. – Крейклин кивнул, потом откашлялся и сказал: – Ну, так что ты теперь собираешься делать? Я вообще-то рассчитываю, что ты будешь участвовать в акции с храмом. Думаю, ты нам обязан – мы ведь тебя подвезли.

– Ясное дело, не беспокойся, – сказал Хорза.

– Договорились. А там посмотрим. Если снова наберешь форму, сможешь остаться. Не хочешь – мы тебя высадим где скажешь, в разумных пределах, как говорится. А операция эта – легкая прогулка, слетаем туда и обратно. – Крейклин сделал пикирующее движение ладонью, словно та была моделью «ТЧВ», висевшей где-то над головой Хорзы. – А потом отправимся на Вавач. – Он сделал еще глоток из флакона. – Ты, видать, не играешь в Ущерб, а? – Он поставил флакон, и Хорза сквозь пары, поднимающиеся из горлышка, заглянул в его хищные глаза.

– Этого порока у меня нет. Не было случая научиться.

– Нет – значит, нет. Это единственная стоящая игра. – Крейклин кивнул. – Если не говорить об этом.. . – Он улыбнулся и окинул взглядом каюту, явно имея в виду корабль, людей в нем и их занятие. – Кажется, сказал Крейклин, подавшись вперед, – я тебе уже говорил: «Добро пожаловать на борт», так что – добро пожаловать. – Он наклонился и похлопал Хорзу по плечу. – Пока ты не забываешь о том, кто здесь главный. А? – Крейклин опять широко улыбнулся.

– Это твой корабль, – сказал Хорза.

Он допил все, что оставалось во флаконе, и поставил его на полку рядом с портретом-голограммой Крейклина: тот стоял в черном скафандре и с лазерным ружьем в руках – тем самым, которое висело на стене.

– Думаю, мы поладим, Хорза. Ты познакомишься с остальными, придешь в норму, и мы тряханем как следует этих монахов. Что скажешь? – Капитан снова подмигнул ему.

– Заметано.

Хорза встал и улыбнулся. Крейклин открыл ему дверь.

«Для следующего перевоплощения, – подумал Хорза, выйдя из каюты и направляясь к столовой, – запомнить образ… капитана Крейклина!»

За несколько следующих дней он и в самом деле познакомился со всем экипажем. Он говорил с теми, кто не отказывался говорить, внимательно наблюдал за теми, кто говорить не желал, и ловил слухи о них. Йелсон по-прежнему была единственным его другом, но он поладил и с Вабслином, с которым делил каюту, хотя коренастый инженер был малоразговорчив и, когда не ел и не работал, обычно спал. Братсилакины, судя по всему, решили, что Хорза не настроен против них, но, похоже, до Марджойна и налета на Храм Света не стали утверждаться в мнении, что он за них.

Набожную женщину, которая делила каюту с Йелсон, звали Доролоу. Она была полной, светлокожей и светловолосой, а ее большие уши свисали до самого подбородка. Говорила она очень высоким, скрипучим голосом, который, по ее словам, был тише некуда; глаза у нее постоянно слезились, а движения были порывистыми и нервными.

Самым старым в группе был Авигер: невысокого росточка, с обветренным лицом, коричневой кожей и скудной растительностью на голове. У него были удивительно гибкие руки и ноги – например, он мог сцепить руки за спиной и, не расцепляя, перекинуть через голову. Он делил каюту с человеком по имени Джандралигели – высоким и худым мондлидицианином средних лет, с откровенной гордостью носившим на лбу тотемные шрамы – символы его родного мира, а на лице – выражение постоянного презрения. Он демонстративно игнорировал Хорзу, но Йелсон сказала, что он так относится ко всем новеньким. Джандралигели массу времени тратил на поддержание в чистоте и порядке своего скафандра – старого, но в хорошем состоянии, – и лазерного ружья.

Двух женщин, что держались замкнуто, звали Гоу и ки-Алсорофус. По всеобщему мнению, оставаясь вдвоем в своей каюте, они ублажали друг дружку, что, похоже, злило наименее терпимых мужчин отряда – то есть большую их часть. Обе были довольно молоды и едва умели говорить на марейне. Хорза решил было, что именно поэтому женщины чураются остальных, но потом выяснилось, что они к тому же очень застенчивы. Та и другая были среднего роста, обычного телосложения, с сероватой кожей и острыми чертами лица; глаза их напоминали черные озера. Может, это и к лучшему, подумал Хорза, что они не слишком часто смотрят в упор на остальных: взгляд таких глаз кого хочешь выведет из равновесия.

Мипп был жирным мрачным типом с кожей цвета воронова крыла. Он умел пилотировать корабль, когда Крейклина не было на борту, а отряд на земле нуждался в поддержке; мог он управлять и шаттлом. Он считался также хорошим стрелком, шла ли речь о плазменной пушке или скорострельном пулемете, но при этом был не дурак выпить и, случалось, напивался до полусмерти всевозможными ядовитыми жидкостями, которые добывал на камбузе. Раз или два Хорза слышал, как его рвало в туалете. Мини делил свою каюту с другим пьяницей по имени Нейсин. Тот был куда общительнее и часто пел. Нейсину было нужно (или он убедил себя, что нужно) забыть что-то страшное, и, хотя он пил чаще и регулярнее Миппа, иногда, приняв чуть больше обычного, он затихал, а потом вдруг начинал плакать, громко и хрипло всхлипывая. Нейсин был маленьким и жилистым, и Хорза спрашивал себя, где в нем помещается все выпитое и откуда берется столько слез в его маленькой бритой голове. Может, у него между глоткой и слезными железами есть прямой канал?