Наследники земли - Ильдефонсо Фальконес де Сьерра

каталонского флота, сидя во главе длинного стола во дворце на улице Маркет, за которым пировало свыше дюжины именитых граждан Барселоны вместе с их женами. Уго внимательно прислушивался к разговорам, поскольку от разрешения церковного кризиса зависела свобода Барчи. Он так увлекся ходом беседы, что слуга, нарезавший мясо и раскладывавший его по тарелкам, смерил Уго недовольным взглядом – тот едва прикоснулся к филе куропатки.

– Дело ясное! – сказал вдруг один из городских советников, сидевший напротив винодела, слева от Мерсе: та занимала место во главе стола с другой его стороны, лицом к лицу с адмиралом.

Советник воскликнул как раз в тот момент, когда Уго подносил ко рту отменный кусок куропатки, взяв его двумя пальцами и положив на хлеб. Просто объедение! Куропатка была нежная и вкусная. Мерсе улыбнулась, когда увидела, что отец принялся за еду.

– Все дело в деньгах и регалиях, – продолжил советник, – все, от кардиналов до бенефициаров самых бедных церквей, затерянных в горах, боятся, что папа, которого выберут в Констанце, отберет у них привилегии.

– А если собор закончится ничем?

«Нет», «глупости», «да», «может быть», «никогда»… Не переставая жевать, Уго пытался следить за тем, как вокруг стола одновременно и вразнобой возникают разные мнения.

– Почему собор должен кончиться успехом? – возвысил голос советник. – Более тридцати лет мы петляли между двумя или тремя понтификами, у каждого из которых были свои амбиции и интересы. Их, в свою очередь, поддерживали и защищали различные нации, также стремившиеся к собственной выгоде. На карту поставлено слишком многое, – добавил он, повернувшись к Бернату.

Адмирал кивнул. С каштановой бороды капал жир.

– И правда, с чего бы им прийти к согласию именно сейчас?

– Бенедикт сделает все возможное, чтобы помешать собору.

– Пока Бенедикт сидит у себя в Пеньисколе, он не опасен, – перебил Бернат.

– Но позвольте, – возразили адмиралу, – находясь в своем замке, он успел отлучить от церкви многих своих врагов, назначить нового инквизитора и епископов… Люди не знают, что делать. Как бы то ни было, пока в Констанце не выберут нового папу, у нас не будет другого понтифика, кроме Бенедикта.

Уго, смущенный, уселся справа от Мерсе после того, как Бернат неопределенно хмыкнул в знак приветствия. «Все наладится», – шепнула Мерсе отцу на ухо. Катерину на пир не пригласили.

– Имейте в виду, батюшка… – Мерсе хотелось извиниться, но она не закончила фразу, понимая, отчего вольноотпущенница не была допущена к столу адмирала. – Все наладится, – быстро добавила графиня. – Мы идем шаг за шагом, и этот шаг очень важный – как будто пробита первая стена крепости!

Быть может, шаг за шагом все и устроится, как утверждала Мерсе, но это он, Уго, должен был сказать Катерине, что та не приглашена.

– Конечно, там будет Бернат, несколько советников с женами… Даже королевский советник. Будет очень важный обед. Я надену костюм, в котором был на свадьбе, а для тебя нужно купить что-то поновее твоего голубого платья…

– И потратить все деньги, чтобы сходить поесть к Бернату? Ни за что! Да и потом, что мне делать среди адмиралов, советников, судей и их жен?

Уго вздохнул и заставил себя изобразить удивление, потом, после речи Катерины, – разочарование. Ему было больно ее обманывать. Уго чувствовал, что поступает скверно, но он не хотел огорчать Мерсе после того, как она заставила Берната согласиться на его приход. Он не мог подвести свою дочь. Это была его семья: дочь и внук. Разумеется, Катерина тоже была частью семьи. Уго любил, просто обожал ее! И именно поэтому не мог сказать ей, что она не приглашена, что бывшую рабыню не посадят за один стол с господами. Он никогда бы на это не решился.

Сидя за одним столом с Бернатом и Мерсе, Уго вспомнил, как делал вид, что умоляет Катерину передумать. «Иди один», – сказала русская, закончив разговор. И вот он ест куропатку, слушая рассуждения о Констанцском соборе и политических распрях. Говорили о западной схизме, о борьбе за власть и за деньги, весьма большие деньги. Прежде чем избрать нового папу, собор должен низложить Бенедикта Тринадцатого, для чего был запущен судебный процесс, в ходе которого по всем странам, находящимся под влиянием арагонца, стали искать разного рода свидетелей.

– Свидетелей? Зачем? – поинтересовался кто-то.

– Чтобы осудить Бенедикта, – сказал один из советников. – Нельзя избрать нового папу, пока весь Запад не выступит против Бенедикта. Иоанн Двадцать Третий был осужден и заключен в тюрьму за более чем восемьдесят преступлений, включая прелюбодеяние с монахинями… – Мужчины заулыбались, а женщины принялись возмущенно роптать. Советник подождал, когда все затихнут, и продолжил: – Как, по-вашему, можно доказать прелюбодеяние между папой и монахиней?

– Едва ли с ними был нотариус, который мог засвидетельствовать этот акт, – заметил дворянин, сидевший напротив Уго.

Раздался смех.

– Вот поэтому и нужны свидетели.

– Во всех королевствах, – сказал Бернат тоном знающего человека.

– Но если все церковники выступают за Бенедикта…

– Не все, – перебил Бернат, – уже не все. Твердость короля Альфонса заставила многих пересмотреть свои взгляды.

Уго пошел обратно в таверну после очередного, сдобренного винным ароматом хмыканья Берната, двух нежных поцелуев дочери и множества крепких рукопожатий. Об Арнау он не спрашивал, ему было нужно проветриться, а потому, хотя зима близилась и темнело все раньше, он направился к берегу, к верфям, чтобы подставить лицо холодному морскому бризу. Бернат не жалел вина; тосты за его наследника следовали сплошной чередой. Уго никогда еще не видел, чтобы адмирал столь широко и искренне улыбался. Глаза Берната лучились гордостью и счастьем, какое, должно быть, он испытывал, когда брал генуэзский корабль, нагруженный самыми немыслимыми сокровищами. «За моего сына!», «За Арнау!» – многократно выкрикивал адмирал. Они выпили очень много, и, услышав предложение городского советника, сидевшего напротив, Уго подумал, что оно было не чем иным, как плодом избыточных возлияний. Но собеседник заявил, что говорит серьезно.

– Да, я выпил, я тысячу раз поднимал чашу за вашего внука, – сказал советник, немного раздраженный сомнениями, которые выказал Уго; за эту дерзость Мерсе слегка пнула отца под столом, – но, когда я говорю о таких вещах, я всегда предельно серьезен.

– Но что мне делать среди советников?

Уго внезапно замолчал – тот же самый вопрос задала Катерина, перед тем как ему идти на пир.

– То же, что и остальные члены Совета Ста, – был ответ. – В нем представлены купцы и ремесленники Барселоны. Моряки, бакалейщики, торговцы вроде вас, лодочники, сапожники, плотники. Словом, люди, которые делают этот город великим.

– Почему бы и вам не вступить туда, батюшка? Вы лучший винодел Барселоны.

– Мне сказали,