Война и мир. Том 3-4 - Лев Толстой

В то же мгновение, как раздались первые звуки топота икрика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова,кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, каксередь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал кмосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшимказаком и поскакал дальше. Впереди какие-то люди, — должно быть, это былифранцузы, — бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь подногами Петиной лошади.

У одной избы столпились казаки, что-то делая. Из серединытолпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что онувидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегосяза древко направленной на него пики.

— Ура!.. Ребята… наши… — прокричал Петя и, дав поводьяразгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.

Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русскиеоборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладнокричали что-то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз всиней шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз ужеупал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откудаслышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, накотором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем вгустом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот.Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватымлицом, кричавшего что-то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» — кричал он, в товремя как Петя подъехал к нему.

— Подождать?.. Ураааа!.. — закричал Петя и, не медля ниодной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще былпороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что-то шлепнувшие пули.Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемсягустом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другиебежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и,вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и вседальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший вутреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казакивидели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова егоне шевелилась. Пуля пробила ему голову.

Переговоривши с старшим французским офицером, который вышелк нему из-за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез слошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.

— Готов, — сказал он, нахмурившись, и пошел в воротанавстречу ехавшему к нему Денисову.

— Убит?! — вскрикнул Денисов, увидав еще издалека тознакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.

— Готов, — повторил Долохов, как будто выговаривание этогослова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружилиспешившиеся казаки. — Брать не будем! — крикнул он Денисову.

Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади идрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшеелицо Пети.

«Я привык что-нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», —вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачийлай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился занего.

В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных былПьер Безухов.

О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всегосвоего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого новогораспоряжения. Партия эта 22-го октября находилась уже не с теми войсками иобозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шелза ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед;пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они всеисчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, замениласьтеперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленныхехал обоз кавалерийских вещей.

От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами,шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первомпривале из Москвы, теперь дошли до последней степени.

Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложенамертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестаннопеременяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.

Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, исолдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга,но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.

Эти три сборища, шедшие вместе, — кавалерийское депо, депопленных и обоз Жюно, — все еще составляли что-то отдельное и цельное, хотя ито, и другое, и третье быстро таяло.

В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперьоставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обозаЖюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки былиразграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоровнемцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, ичто один из их товарищей, солдат-немец, был расстрелян по приказанию самогомаршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.

Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных.Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста.Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготиликонвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли длячего-нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоястоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерлии отставали дорогой, которых было велено пристреливать, — это было не тольконепонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении,в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости кпленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались сними.

В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню,конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленныхсолдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами ирасстреляны.