Драконов бастард - Илья Крымов

— Я думал, его посадят в тюрьму и осудят, — сказал Тобиус кирасиру, который восседал на спине красивого боевого коня. — К чему все это?

— Народ желает вершить большое поругание над этой нечистью, чар! — ответил тот, подкручивая ус с таким самодовольным видом, будто сам взял зуланского вождя в плен. — Зачем судить этого нелюдя, он виноват уж тем, что он то, что он есть!

— Он виноват в том, что по его вине умирали люди и разрушались судьбы, а не в том, что он чудовище. Безусловно, он должен быть прилюдно казнен за свои злодеяния, но не замучен насмерть. Он многих погубил, но никого не мучил пытками или унижениями…

— О, чар, со всем почтением, но скажите это тем, чьих жен и детей сожрали одноглазые выродки! — ответил офицер.

— Эти жены и дети остались далеко на западе, в городах, которые сражались… которые…

Вновь поняв, что его никто не станет слушать, волшебник раздраженно умолк и стал смотреть, как мелко шаркают по брусчатке ступни того скелета, который еще совсем недавно был Ужасом Запада. Живучесть зуланов сыграла с Кроном злую шутку: его истощавшее тело упорно продолжало жить, несмотря на желание разума умереть. Люди выкрикивали проклятия пополам с одобрительными возгласами, призывающими посадить эту тварь на цепь поскорее.

— Постойте, — сказал волшебник, прибавляя шаг. — Снимите с него цепи.

Стражники остановились сразу, но со вторым требованием помешкали. На них со стороны смотрели не только рядовые горожане, но и высокопоставленные и уважаемые отцы города, члены совета Магистрата.

— Но, чар…

— Я гарантирую, что он не сбежит! Раскуйте его и отойдите подальше, я должен сказать этому монстру прощальное напутствие, прежде чем уйду! Ну же!

Нерешительные, но сгибающиеся под его давлением стражники расковали зулана и поспешили оказаться подальше от него. Арбалетчики же и мушкетеры выбрали позиции, с которых им удобно будет стрелять по чудовищу, чтобы не задеть волшебника. Многоголосая толпа притихла.

Однорукий, покачивающийся от слабости нелюдь нависал над волшебником, согбенный и неспособный держаться прямо.

— Ты видел палку, желтоглазый? — прохрипел Крон. — Железную палку. Да, ты видел ее.

— Да.

— Я оказался прав. Недаром же я кое-чему учился у вас, узнавал, как устроены мысли в ваших подлых мелких головах. Я был прав, но я не рад оттого. Они могут посадить меня на цепь, но не могут меня удивить. Это достаточно забавно.

— Не могут, — тихо подтвердил Тобиус. Собственный голос показался ему слишком громким, потому что так быстро затихли люди. Они не понимали, что происходит, их о таком не предупреждали. — И видит Господь-Кузнец, ты этого заслуживаешь.

— Тогда ночью, в лесу, когда мой куаттах споткнулся и сломал себе шею, придавив меня к земле, — хрипло продолжил Крон, — а ты пришел и помог мне выбраться, я думал, что мне очень повезло. Ты не стал меня убивать, хотя мог, и я был счастлив, что смогу продолжить свое дело, хотя какая-то часть моего разума понимала, что я уже проиграл.

— Ты втайне собирал остатки своих воинов на восточном берегу после того, как проиграл битву под Тефраском. Ты нарушил клятву и оставил за спиной Кальп.

— У меня было несколько верных соратников, которые не выдали этого святотатства, а татуировки я густо замазал глиной. Да, так и было.

— Я понял это, когда узнал тебя. Сейчас ты, должно быть, жалеешь, что не умер той ночью от волчих зубов или моего посоха.

Крупная лысая голова на тонкой шее утвердительно качнулась.

— Да. Если бы я знал, как все кончится, я бы захотел умереть там.

— Если бы я знал, кто ты такой, тогда, я бы там тебя и убил. Возможно, многие хорошие люди не погибли бы на стенах Кальпа впоследствии, кабы не мое милосердие.

Зулан вымученно хрипло засмеялся.

— Человеческое милосердие… чувство, о котором люди потом жалеют. Зуланы не проявляют милосердия и потом ни о чем не жалеют.

— Тупой дикарь, ты только что сказал, что жалеешь, что не умер раньше.

Вновь хриплый смех.

— В любом случае я могу проявить милосердие еще раз, — продолжил маг.

— Я не стану о нем молить! — собрав остатки гордости, прорычал Крон, выпрямляясь и разводя в стороны костлявые плечи.

— И не надо. Мне не нужны мольбы, я просто прощаю тебя, Крон.

Маг поднял руку и обратил против зулана Испепеление. Поток страшного жара в мгновение ока превратил вождя зуланов в горстку пепла, которую подхватил и унес ввысь налетевший ветерок.

— Что это значит, чар?! — вскричал офицер, пытаясь перекрыть вопли возмутившейся толпы.

— Просто иногда людям надо немного помочь оставаться людьми.

Но никто его не услышал. Стража сдерживала негодующих, отовсюду летели, но не долетали тухлые овощи и оскорбительные слова; раздраженные отцы города спешно удалялись прочь в сопровождении охраны — им тоже могло достаться за сорванное представление, хотя они-то ни в чем не были виноваты. Тобиус же внимательно озирался и размышлял — специально люди приберегают тухлятину до лучших времен, чтобы потом ее в кого-нибудь кинуть, или какие-то сметливые лоточники ходят по толпе и продают испорченную пищу для всех желающих, перед тем как какого-нибудь пьяницу закуют в колодки и можно будет использовать лицо страдальца как мишень?

Маг ударил посохом о землю, и голос его зазвучал подобно грому, достигая ушей всех собравшихся:

— Это был мой пленник! Я сражался с ним, я его поборол, я посадил его в клетку и привез сюда! Я воспользовался своим правом решать его судьбу по старым законам, которые никем не были отменены! Если же кто-то из вас не одобряет меня, пусть выйдет и скажет мне это в лицо!

И они умолкли, потому что он был страшен, потому что ветер трепал его одежды и волосы, лицо его почернело, а из глаз сыпались горящие искры. Никто бы не пожелал попросту быть рядом с магом в приступе дурной крови, а уж стоять прямо пред ним и злить его — и подавно.

— А раз так, то умолкните навек!

Прогремев это, Тобиус без промедления направился прочь.

Он торопился в Пристань Чудес, и люди расступались перед ним, надеясь, что он поскорее уйдет, этот страшный волшебник с горящими желтыми глазами.

На улицах города почти никого не было, но волшебник шел не один. За ним следовали его собратья по Дару, другие волшебники, которые словно поджидали его то тут, то там, а потом просто устремлялись за ним. То казалось весьма странным, но серый магистр не спешил задавать вопросов. Одним из его сопровождающих оказался Хазактофем Дыба, который хромал следом и опирался на короткий посох с летучей мышью. Когда Тобиус перебрался на улицы Пристани Чудес, он обнаружил, что они пестрят мантиями и плащами всех цветов и оттенков. Несколько тысяч магов собрались вновь под стенами Академии, приведенные своими Путеводными Нитями. Когда серый магистр шел среди них, они уступали ему дорогу, словно кому-то значительному, а не просто юнцу, наглостью и удачей вырвавшему посох из рук Джассара.