Я не хочу остаться один - Дарья Аверад

– Ну, мне не известно, где конкретно Киоши-сан хранит эту папку…

– …Но она у него?

Соичиро молча кивает.

– Понятно, – Аято медленно оборачивается на него и смотрит то ли с презрением, то ли с отвращением во взгляде. – Не могу поверить. Я, конечно, всегда считал тебя тем ещё редкостным ублюдком, но чтобы купить ребёнка за деньги и закрыть глаза на то, что преступник расхаживает по свободе…. И каким чудом у такого, как ты, родился Кен?

– О, только давай ты не будешь делать вид, словно волнуешься за него. Я прекрасно знаю, что вы расстались. А если точнее, то это ты бросил его, – судя по тону, мужчина искренне забавлялся в попытках задеть Такимуру за живое. – А сколько громких фраз о любви было сказано. Как же рьяно мой сын пытался доказать вашу преданность и вечность. Но я ведь предупреждал его, что рано или поздно ты встанешь к нему спиной. Предашь, обманешь и оставишь совсем одного разбираться со своими проблемами. Ты принёс в нашу семью лишь несчастье. И я даже рад, что Кен избавился от такой тяжкой ноши. Он попал под твоё плохое влияние. Поверил в сказки, а ты наигрался и бросил. У него было будущее, которое теперь беспощадно опорочено из-за тебя.

– Да?! А где был ты, заботливый папа? – Аято больше не мог сдерживаться и окончательно сорвался. – Где был ты?! Когда Кен нуждался в поддержки, любви, понимании, да, чёрт возьми, обычном человеческом уважении! Где тебя носило, когда мы убивались на подработках, он ночами не спал, выпивал литры растворимого кофе и готовился к поступлению в один из самых престижных университетов. Нас вышвырнули из первой квартиры, раз за разом отказывали в принятии на должность какого-то грёбанного посудомойщика. А, когда работодатели хватали нас за шкирку, спрашивая, что нам надо, мы с пеной у рта доказывали, как же сильно иногда хочется есть! И тех копеек, которые мы получали, хватало лишь на дешёвый рамён и учёбу, ведь твой родной сын всё ещё обучался в школе, когда ты выставил нас за дверь. Я хватался, буквально, за любую возможность. И когда на моих руках оказались крупные купюры за первый проданный кокс, я не думал о морали и нравственности. Мне просто хотелось, чтобы Кен ни в чём не нуждался. И я согласился на эту работу. Мне надоело видеть на его лице вину, когда мы распределяли наш нищенский бюджет. А потом… я не знаю, что произошло. Но мне стали поступать угрозы в сторону Кена. Ты считаешь, что я испоганил всю его жизнь. Может оно так и есть, не отрицаю. Но всё, что я делал, на что соглашался и как поступал – это было только ради него. Да я бы скорее умер, чем бросил единственную любовь по своему желанию. Но я бы куда быстрее перерезал себе горло, чем подверг бы Кена смертельной опасности. Так что со мной всё предельно ясно. Я не умею обдумывать планы наперёд, но хотя бы могу любить. Что касается тебя, то попробуй оправдать своё безразличие, когда Кен бился в истерике после сердечного приступа матери. Твой сын задыхался в слезах, прячась в моих объятьях, а ты даже не посчитал нужным позвать нас на похороны Асами. И я уже молчу о том, что пережил Кен в детстве. Тебе удавалось умело скрывать домашнее насилие от посторонних, но я слышал каждый его прерывистый возглас. И год за годом я наблюдал красные полосы на его спине. Но знаешь, что больше всего заставляет меня сейчас схватить твою голову и свернуть её к чертям собачим? Ты заставил Кена считать себя ничтожным. Ты совершенно осознанно уничтожал всё то живое, что было в нём. И кто знает, когда бы он решился на суицид, не будь рядом меня. Человека, который, по твоим словам, испортил всю его жизнь.

Такимура метался из стороны в сторону, тяжело дыша и раздувая ноздри. Жилка на его шее лихорадочно содрогалась и набухла так, словно вот-вот взорвётся. Лицо парня стало багровым настолько, что этот цвет был различим даже под тусклым торшером. Обычно так выглядят люди, которые с минуты на минуту убьют либо себя, либо кого-то ещё.

– Я старался сделать из Кена достойного человека, – невозмутимость Соичиро лишь сильнее разозлила Аято. – Он не пострадал от того, что я пару раз его шлёпнул.

Всё. Это была последняя фраза, после которой глаза Такимуры налились кровью. Блондин моментально стянул с себя ремень и, подойдя к мужчине со спины, нагнулся к его уху, чтобы ледяным голосом прошептать:

– В таком случае, побудь в его шкуре хоть раз.

Не успел Соичиро возразить, как по его лопаткам пришёлся жгучий удар. По всему дому раздался оглушительный рёв. Секунда, и Аято снова замахивается и задевает плечо. Мгновение. Кожаный ремень уже во всю хлестает руки. Мужчина кричит, уворачивается, поливает Такимуру благим матом и, в конце концов, раскачивает стул так, что с грохотом падает на пол. Но парень не останавливается. Он беспощадно избивает Соичиро ремнём, попадает и по спине, и по затылку. Блондин прекрасно слышит все эти мольбы остановиться, он контролирует свои действия и абсолютно осознанно продолжает причинять боль. Рука взмахивает раз за разом, удар за ударом. Какой уже по счёту? Двадцать первый? Или тридцать второй? Но, внезапно, крики перестают резать слух. А Соичиро больше не пытается ёрзать по полу, в попытках увернуться от ремня. Аято останавливается. Он аккуратно приседает рядом с мужчиной, прикладывает два пальца к его шее и нащупывает слабый пульс. Живой, значит, скоро очнётся. Такимура заправляет обратно свой ремешок и развязывает верёвки на запястьях и щиколотках Судзуки старшего. Кожа в этих местах стёрта и кровоточит.

– Надеюсь, шрамы на твоём теле будут отвратнее тех, что у Кена в душе.

Из дома Аято выбирается всё через то же окно. Его не беспокоит содеянное, ведь парень полностью уверен в том, что в полицию на него не заявят. Куда сильнее он волнуется за те документы, о которых рассказал Соичиро. Интересно, где прячет их Киоши-сан? И кто виноват в том, что его мать нарекли убийцей и психопаткой? Такимура только скрывается с улицы, но уже догадывается, какое место следует проверить в первую очередь.

***

– Ты совсем рехнулся, братишка?! – по всей лестничной клетке разносится возмущённый возглас Джесс.

Она быстрым шагом поспевала за Аято, который с молниеносной скоростью спускался на первый этаж. Проигнорировав слова сестры, парень уже перескочил последнюю ступеньку, но Эцуко, будучи крайне встревоженной, обогнала его и пресекла путь, выставив правую руку вперёд.

– Остановись же ты! – её грозный тон мог заставить подчиниться кого угодно. Даже Тетсуя никогда не перечил Джесс, чего уж говорить о Такимуре, который сейчас стоял, раздражённо закатив глаза. – Повтори ещё раз, ты хочешь пробраться в кабинет отца, чтобы порыться в его ящиках и отыскать всю подноготную о наших биологических родителях?

Аято смерил её хмурым взглядом и несдержанно цокнул.

– До какого времени Киоши-сана не будет в здании?

– Так ты серьёзно?! – столько негодования на лице Эцуко не было очень давно. – Даже и думать забудь! Это чертовски опасная выходка.

– А у меня есть выбор? – сжав челюсть, шикнул Такимура. – Очнись, сестрёнка, – он положил свои руки на её плечи и некрепко сжал их, – кто-то по-крупному подставил нашу мать. Она умерла, спасая нас, а из неё сделали сумасшедшую! В отца стреляли другие люди, я это знаю. Я видел их. И эти воспоминания не дают мне покоя! Думаешь, мне адреналина в жизни не хватает, что я решил обыскать предводителя преступной группировки? Да это единственный шанс узнать правду о том, кем были наши родители и кем являемся мы. Поверь, босс не стал бы скрывать эту информацию, будь там что-то неважное. А, значит, та папка содержит все материалы по делу нашей семьи. Возможно, тебе абсолютно без разницы, ты и забыла о том, что когда-то имела другое детство. Я понимаю, что пробелы в памяти избавляют от излишних переживаний и ностальгии. Но неужели тебе никогда не хотелось восстановить тот потерянный промежуток времени в голове?