МИД. Министры иностранных дел. Внешняя политика России: от Ленина и Троцкого – до Путина и Медведева - Леонид Млечин

Шеварднадзе, конечно, был мастер ладить с начальством. Он не забывал курить фимиам Брежневу. С восточным красноречием его молодых и талантливых помощников, сочинявших Эдуарду Амвросиевичу речи и статьи, мало кто мог соревноваться. В 1981 году после XXVI съезда партии, вернувшись в Тбилиси, Шеварднадзе с воодушевлением делился своими впечатлениями перед участниками республиканского актива:

— В каждом положении и каждом выводе доклада Леонида Ильича Брежнева, в каждом его слове звучала ленинская деловитость, ленинская целеустремленность, ленинская объективность, самокритичность, подлинно ленинский, глубоко научный подход к анализу современности. На трибуне стоял Леонид Ильич Брежнев, такой близкий и родной каждому. И каждый видел, всем сердцем чувствовал, как он мыслил и творил на съезде.

Много раз в перестроечные годы ему припоминали эти пышные речи и едко спрашивали: когда же вы были искренни, Эдуард Амвросиевич? Тогда, воспевая Брежнева, или сейчас, призывая к радикальным переменам? Шеварднадзе отвечал, что это было лишь необходимым средством:

— Мы не выслуживались перед Москвой. Мы лишь хотели создать условия, чтобы лучше служить своему народу.

В недавние времена стали известны его менее симпатичные высказывания. На пленуме ЦК КПСС 23 июня 1980 года, где задним числом обсуждался вопрос о вводе войск в Афганистан, Шеварднадзе сказал, что «смелый, единственно верный, единственно мудрый шаг, предпринятый в отношении Афганистана, с удовлетворением был воспринят каждым советским человеком». Одобрили афганскую авантюру, разумеется, все участники пленума, но зачем было делать это с такой страстью? Шеварднадзе не упустил случая вознести хвалу Леониду Ильичу:

— В сегодняшнем мире нет более авторитетного, более последовательного государственного деятеля, чем Леонид Ильич, которого глубоко уважают, которому верят. Будучи очевидцем титанической деятельности Леонида Ильича Брежнева, читая записи его бесед, фундаментальные труды, выступления по внешним и внутренним проблемам, испытываешь искреннюю радость и гордость от сознания того, что во главе партии и государства стоит человек, в котором органично сочетаются широчайшая эрудиция, ленинская принципиальность, пролетарская стойкость, революционная смелость, высокий гуманизм, редкая дипломатическая гибкость.

Речи Эдуарду Амвросиевичу писали мастера своего дела, а произносил он их с неподдельным энтузиазмом. Надо признать, что Шеварднадзе — политик хитрый, изощренный, но не трусливый. О нем рассказывают одну историю, которая кажется легендой, но характерно, что вокруг него рождаются именно такие легенды. Осенью 1977 года в Тбилиси местная футбольная команда «Динамо» играла с ворошиловградской «Зарей». Счет был ничейным. Создалась ситуация, при которой судья должен был, как казалось зрителям, назначить пенальти в ворота ворошиловградцев. Судья этого не сделал, динамовцы остались без золотой медали. Темпераментные тбилисские болельщики пришли в неистовство, немногочисленная милиция не могла с ними справиться. Тогда из правительственной ложи вышел Шеварднадзе и сумел успокоить разбушевавшуюся толпу.

Не успели избрать генеральным секретарем Горбачева, как Шеварднадзе умело похвалил Михаила Сергеевича на первом же пленуме ЦК и решительно поддержал его линию, которая еще не была толком сформулирована. Эдуард Амвросиевич говорил о том, как весь мир откликнулся на избрание Горбачева, процитировал статью из газеты «Вашингтон пост» и добавил лукаво:

— Я знаю, что Михаил Сергеевич не любит, когда его хвалят. Но это не я, это американцы говорят…

В зале довольно засмеялись.

Никто не ждал, что Горбачев назначит его министром иностранных дел. Но Михаилу Сергеевичу был нужен не столько профессионал — их достаточно в аппарате министерства, — сколько единомышленник, союзник. Однажды они вместе отдыхали в Пицунде, говорили о происходящем в стране, и Шеварднадзе с нескрываемой горечью сказал:

— Все прогнило, все надо менять.

Во время разговора с Громыко, который уже переходил в Верховный Совет, Горбачев спросил, кого он видит на посту министра иностранных дел. Громыко сразу же назвал своего первого заместителя Георгия Марковича Корниенко, считая его самым достойным, затем как бы нехотя добавил еще две кандидатуры — посла в Соединенных Штатах Добрынина и посла во Франции Воронцова.

Горбачев выслушал его без интереса и спросил:

— Как вы смотрите на Шеварднадзе?

Даже выдержанный Громыко был поражен: республиканский партийный секретарь в роли министра иностранных дел? Но тут же справился с собой:

— Нет, нет, я не против. Я же понимаю, это продуманное предложение.

Горбачев объяснил, что на посту министра иностранных дел нужна крупная политическая фигура, человек, способный к переменам. Громыко не посмел возразить генеральному секретарю.

Недели за две до окончательного решения Горбачев позвонил Шеварднадзе в Тбилиси:

— У меня есть весьма серьезные намерения в отношении тебя. Два предложения. Конкретизировать пока не готов. Но оба потребуют твоего переезда в Москву.

Шеварднадзе, как полагалось, сказал, что для него главное — получить поддержку генерального секретаря в работе на нынешней должности. Ничего иного ему не нужно. В последних числах июня 1985 года Горбачев вновь позвонил ему и предложил занять пост министра иностранных дел. Эдуард Амвросиевич искренне удивился:

— Все, что угодно, мог ожидать, только не это. Я должен подумать. И вы еще должны подумать. Я не профессионал… грузин… Могут возникнуть вопросы.

Следующим утром он прибыл в Москву. В разговоре с Горбачевым выложил все доводы против. Дипломатия — это профессия, а у него нет опыта. И главное — этот пост все же должен занимать русский человек.

— Вопрос решен, — ответил Горбачев. — Он согласован с секретарями Центрального комитета. Твою кандидатуру поддерживает Громыко. Что касается национальности, то да, ты — грузин, но ведь советский же человек! Нет опыта? А может, и хорошо, что нет? Нашей внешней политике нужны свежесть взгляда, смелость, динамизм, новаторские подходы…

После беседы Горбачев собрал политбюро.

— Нам не найти второго Громыко, — сказал он, — с его опытом, знанием проблем внешней политики. Но ведь и сам Андрей Андреевич когда-то начинал свой путь в дипломатии не с таким опытом и знаниями, какие имеет сейчас. Я беседовал с Андреем Андреевичем о том, кого выдвинуть на пост министра иностранных дел. Квалифицированных дипломатов у нас много. Опытный работник Корниенко. Как на партийной, так и на дипломатической работе был Червоненко. В поле зрения Добрынин. И все же мысли у нас пошли в другом направлении. На пост министра нужна крупная фигура, человек из нашего с вами состава, которого мы хорошо знаем и в котором уверены.

Громыко, правда, попытался вставить слово:

— Воспитана целая когорта дипломатов.

Горбачев пропустил его слова мимо ушей.