Ижицы на сюртуке из снов: книжная пятилетка - Александр Владимирович Чанцев

мороженным, кому-то из них мама кричит: «Жижек, Жижек, куда же ты».

Но это же всё образы, картины, слепки, привязанные к какому-то времени, какому-то состоянию и настроению. Я мог бы в какой-то момент легко отречься от своих слов, но зачем? Вепрь думает так, а Ив Лярвин по-другому, да и сами они подвержены временнЫм мутациям. Хотя некоторые картины удивляют меня самого стабильностью: ну может это что-то вроде импринтинга.

А футуристов и обэриутов я люблю, конечно. Футуристы мне ближе, очень симпатичен почему-то Ильязд. Музыкальное крыло футуризма. Очень впечатлили недавние раскопки: рассказы Всеволода Петрова, которые мне кое-чем напоминают прозу тихого революционера Владимира Казакова – ну это наша с тобой общая любовь. А «Щенки» Павла Зальцмана – они же вообще могли стать литературным землетрясением при других обстоятельствах.

Еще, пожалуй, расскажу такую печальную историю: лет 5-10 назад в командировке в Гамбурге зашел я в книжный и попросил книгу на немецком (очередная попытка овладеть немецким, который люблю безответно). Говорю: есть у вас… ну такой прекрасный писатель, в то же время он снимает и прекрасные фильмы. На букву S. Продавец в полной фрустрации. Уже в Москве я сообразил, что слил в одного человека австрийца Зайдля, тогда новичка, и немца Зебальда, уже ставшего классиком, но его тогда еще не поминали на каждом углу. И обоих я полюбил. Но я не могу сказать, что они мне «свои». Как и, скажем, Дэвид Фостер Уоллес, чью книжку в 1500 стр. я читал, наверное, полгода, и сопереживал героям – теннисистам, наркошам и ходячим галлюцинациям..

Вообще, меня вполне устраивает компания моих пишущих друзей, зачем мне виртуальные и метафизические? надо только чаще встречаться. Вот собирались попить вина и попеть «Таганка. Все ночи полные огня» – но у всех дела.

Моя беда в том, что я не могу вариться долго в одной кастрюле-компании. Особенно меня душат сильно политизированные сообщества. Еще в середине XX века появлялись литературные персонажи и реальные люди, которые говорили: «Война? Не отвлекайте меня этими глупостями!» Я не такой и таких нет, но для общества сам факт полного исчезновения таких людей – серьезная утрата и симптом нездоровья. Хотя о чем я.

По природе я, кажется, сверхтолерантен и даже ксенофил. Я считаю, что на каком-то уровне – не центральных каналов и не заголовков яндекс-новостей – можно и нужно говорить обо всем. Плата высока, но без этого еще хуже. Из моего опыта самая терпимая туса – это музыканты экспериментального так сказать направления (не академические). Помню сцену: закончился концерт в «Доме», гитаристы упаковывают гитары, электронщики распутывают клубки километровых проводов, через плечо отвечают что-то друзьям и благодарным слушателям. Тут один из поклонников плавно сворачивает на какой-то чудовищный нацистский бред. Музыканты на секунду отрываются от своих клубков и мешков, переглядываются, кто-то крутит пальцем у виска и все, улыбаясь, продолжают сборы, вяло намекая «ну ты это… может, лучше о музыке». Потому, что всем, в общем, плевать на всё, они думают о своей музыке и где достать денег на новую педальку. Представляю реакцию в других мини-сообществах: женщины вцепились бы ему в косу (она у него до поясницы), мужчины упали бы в обморок, пришлось бы приводить в чувства нашатырем. Я – опять же – не о норме, а о том, что обществу необходимы окошки, пустоты и продухи (это такие окошечки в подвалах, в которые запрыгивают кошки: их пытались законодательно закрыть, но котэ-любивая общественность отстояла).

Почему никто до сих пор не знает В. Казакова и П. Зальцмана (хотя с ним ситуация лучше, вот издали его незаконченную книгу о Средней Азии), для меня загадка – да, опоздало издание (но и Булгаков, весь Серебряный век почти опоздал), да, сложны, да, тихая традиция, рафинированная, избранная… Но ведь такие же прекрасные стилисты, неоткрытые до сих пор личности! Ты общался не только с вдовой (с ней общались и издатели «Гилеи») Казакова, но и его матерью. Расскажешь?

Сережа Кудрявцев, издатель, тоже общался и с Ириной, вдовой, и с Тамарой Павловной Авальян – матерью. И Ирина и Тамара Павловна люди симпатичнейшие, с ними было бы очень интересно общаться и если бы они не были близкими Владимира. Тамара Павловна была переводчиком с немецкого и шведского и рассказывала истории. В 90-х в «Гилее» вышло несколько книг, ставили спектакли, писали статьи (я тоже), и я, честно говоря, был уверен, что это уже навсегда, что в тень Владимир Казаков уже не уйдет никогда. И ошибся.

Почему это произошло, почему книги Петрова и Зальцмана не встряхнули русскую литературу? В какую-то болотную бездну канула книга Кормака МакКарти «Кровавый меридиан», входящая в канон Харольда Блума, который как раз у нас вышел. Ну может «Меридиан» плохо перевели, не заглядывал – оригинал очень сложный. Утонула без кругов на воде великолепная книга великолепного Кэндзи Маруямы в великолепном переводе Акунина. Но кто их знает, может, через 10 лет все опять перевернется и мы будем ходить по площадям Павла Зальцмана и улицам Всеволода Петрова и заныривать в метро «Казаковская». И я не думаю, что стоит искать внешние причины: мол, разуй глаза, всё вокруг так, вот и это. И если они вернутся на свет, то не Великий Фильтр Времени их вернет, а, скорее всего, новые законы культурооборота, которые нам пока не видны.

Маленькая трагедия не в том, что Владимира Казаков, Всеволода Петрова (как рассказчика, я сейчас не о «Турдейской Манон Леско»), не читают те, кто мог бы получить удовольствие – чёрт с ним, с удовольствием – а те, кому они могли бы быть полезны. Борхес не просто виртуозный и умный рассказчик. Его рассказы пошли на иллюстрации сложных философских и даже физических понятий (кстати, в этом качестве, я видел, выступали и рассказы Байтова). Казаков и Петров могли стать таким сырьем для философа, логика или лингвиста – там означаемое с означаемым то и дело вообще срываются с цепи. Но для такого симбиоза нужен посредник. Когда-то я пытался таковым стать, но это подвиг сейчас, а я вон в метро стихи пишу.

Замечательная мысль – уже мечтаю, как в другом мире Бибихин бы начитывал свою философию не на Хайдеггере, а на Казакове с Петровым… Маруяма силен, а вот «Меридиан» – силен, но меня почему-то не впечатлил (похож на тот вестерн с Ником Кейвом, все правильно, но пересматривать не будешь). А из относительно новинок что тебе показалось значительным?

Ты про книги, видимо? А что такое новинка? То, что недавно написали или то, что недавно опубликовали? 50 экз. «ондеманд» это публикация? Если я выложу