Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд - Владимир Голяховский

Все это казалось довольно просто молодому неопытному человеку, но мне внушало подозрения.

А он настаивал:

— Завтра же надо обязательно внести в банк тысячу долларов. Без этого все пропадет. А если вам жалко денег, то знайте, что я верну их вам из первого же врачебного заработка.

Он был так возбужден обещанной перспективой, так нервничал, что мы с женой заволновались за него и, чтобы его успокоить, внесли эти деньги. Но денег у нас пока мало, и мы стали думать, в каком банке раздобыть под проценты ссуду на пять тысяч, чтобы заплатить за семестр учебы? Банки все отказали, потому что этот институт еще не признан Американской медицинской ассоциацией. Но Саша так уверился в своем успехе, что опять мрачно говорил:

— Подумаешь, какие дела! Пока не признан, так потом будет признан.

А без ссуды из банка мы не могли оплатить ни один семестр. Мы объяснили Саше, что у нас просто нет столько денег. Поверил он или не поверил, но тяжело переживал эту неудачу:

— Эх, какая была шикарная возможность! А смогу ли я поступить в институт в Америке, это еще вопрос. Может, на этом закончить мечтать о медицине?

Он впал в депрессию, в нем происходят психологические перемены молодой души, впервые столкнувшейся с трудностями жизни. Для адаптации к Америке нужны закаленные нервы.

Вскоре оказалось, что объявление в газете про этот институт было простой аферой, мы даже не смогли выручить тысячу долларов, которую заплатили. В результате длительных усилий нам вернули половину. А Саша стал мрачнее тучи и долго с нами не разговаривал. Эх, дети, дети, сколько от вас радостей и сколько за вас переживаний!..» — так Глинский заканчивал свое письмо.

Рупик не стал читать это письмо Соне, но сам думал: «Что ж, молодым людям приходится через трудности вкусить и понять, что возможности в Америке не даются даром».

Прошел год, с тех пор как главный травматолог профессор Колков запретил делать операции по методу Илизарова. Лиля и Марьяна Трахтенберг еще долго возмущались его самоуправством, которое тормозило внедрение прогрессивного метода в Москве, и вынужденно продолжали лечить больных привычными старыми методами. Металлические аппараты Илизарова лежали где-то без действия, Лиля даже не знала, где они.

В то время получил тяжелую травму Валерий Брумель, 27-летний знаменитый спортсмен, прыгун в высоту, олимпийский чемпион, гордость советского спорта. В мотоциклетной аварии на Садовом кольце он сломал ногу, ту самую ногу, которой он умел отталкиваться от земли выше, чем у других. Она была повреждена безнадежно: перелом был открытый, кости торчали наружу. Брумель был любимцем народа, о его травме писали в газетах и журналах. Люди жалели его, интересовались его состоянием.

Лечили его знаменитые профессора в известном институте имени Склифосовского, но перелом не срастался, кость воспалилась, началось ее нагноение (остеомиэлит). Тогда профессор Колков перевел его в свой институт травматологии, в надежде доказать, что он и его профессора вылечат Брумеля, а заодно приобрести славу. Но кость продолжала гнить, и нога гибла.

Лиля слышала об этом случае, но не знала, кто и как лечит Брумеля. Однажды ей позвонила давняя знакомая Таня Катковская, фигуристка. Ходили слухи, что она собирается замуж за Брумеля. Таня с беспокойством искала совета, где только могла, и взволнованно сказала Лиле:

— Что делать с Валерием? Лечат знаменитые профессора, а ноге все хуже, уже говорят об ампутации.

Лиля помнила, что Илизаров умело вылечивал такие тяжелые переломы, и посоветовала:

— Вези его в Курган к доктору Илизарову. Я была у него на курсах. Илизаров — единственный, кто может помочь Брумелю. Только пусть он не говорит Колкову, что это я ему посоветовала. Колков меня за это съест.

Сама она тут же дозвонилась до Илизарова в Кургане:

— Гавриил Абрамович, это Лиля Берг, из Боткинской больницы. Помните? Я училась у вас.

— Как же, помню, помню. Ну как, разрешили вам делать операции по моему методу?

— Не разрешили, Колков запретил. Но я звоню по другому поводу: я дала совет знаменитому прыгуну Брумелю ехать к вам на лечение. Его очень неумело лечат здесь, у него нога пропадает.

— Ах, вот оно что. Ну, что ж, пусть приезжает, сделаю, что могу.

Валерий Брумель поехал в Курган. Илизаров сделал ему уникальную операцию, наложил свой аппарат, кости срослись, и через полгода знаменитый прыгун опять начал тренировки. Об этом писали в журналах, передавали в спортивных новостях. Как это часто бывает, отраженная слава пациента пала на его хирурга. Хотя Илизаров вылечил тысячи людей, впервые его имя прозвучало по всей стране в связи с излечением Брумеля. О кудеснике из Кургана стали писать. Его слава взлетела выше, чем прыгал его знаменитый пациент.

Вскоре после этого Илизаров защитил в Уфе диссертацию, ему дали степень кандидата медицинских наук. Но он знал, что его работа заслуживает намного большего, отказался от степени и потребовал доктора. И случилось невероятное: ему присвоили степень доктора медицинских наук. Об этом тоже написали статью в газете, и в этой же статье говорилось, что имеются псевдоученые, которые не признают метод Илизарова. Фамилия Колкова не указывалась, но намек на него был довольно прозрачным.

* * *

На другой день к Лиле в отделение неожиданно пришел Моисей Рабинович:

— Хотите, я вам скажу? Только что звонил профессор Колков, он сейчас едет к вам, спрашивал, делаете ли вы операции по методу Илизарова. Я сказал, что не делаете. По голосу слышно, он чем-то взволнован.

— Пускай не волнуется, я перестала их делать по его приказу.

Колков вскоре явился, хмурый, направился прямо к Лиле и, не здороваясь, резко сказал:

— Я удивлен, мы посылали вас в Курган, чтобы вы освоили метод Илизарова, а вы ничего не сделали.

Лиля опешила, не знала что сказать, открыла от удивления рот:

— Но вы же сами…

Колков прервал ее тоном приказа, как говорил всегда:

— Завтра же начинайте делать операции Илизарова. Сколько у вас аппаратов?

— Я даже не помню, кажется, я привезла три.

— Хорошо. Два наложите больным здесь, а на следующий день утром привезите третий в мой институт травматологии, и мы с вами вместе сделаем еще операцию. Потом мы закажем больше аппаратов.

Он ушел, Лиля с Марьяной Трахтенберг удивленно спросили Рабиновича:

— Что могло случиться? Чем он так взволнован?

Рабинович пожал плечами:

— Хотите, я вам скажу? Это от страха, он чего-то испугался. Я давно работаю в здравоохранении и знаю манеры этих партийных выскочек. Они смелы, пока им что-то не грозит. Я обязательно узнаю. А вы готовьтесь.

Лиля пошла разыскивать аппараты Илизарова и никак не могла их найти. Расстроенная, она ходила по отделению, заглядывала во все шкафы. Старая санитарка спросила: