Динка. Динка прощается с детством - Валентина Осеева

– Дмитро, – строго говорит она, – я хочу знать правду! Что вы скрываете от меня? Может, это касается Якова? Где он? Где его маленький Иоська?

Дмитро мнет в руках шапку, долго чешет затылок; лицо у него хмурое, взгляд убегает куда-то далеко, за желтеющее поле.

– Иоська-то, может, и живой… – нехотя мямлит он.

– Как это «может, живой»?.. А где Яков? – холодея, допрашивает Динка.

– Ну что тебе сказать?.. – Дмитро вздыхает и оглядывается по сторонам, словно боясь, что его услышит Федорка.

– Дмитро! Не играй со мной в прятки! Говори правду… Где Яков? – еще ближе подступает к нему Динка.

– Да это уже давнее дело. Нема Якова… Упокойник он… Еще осенью, как вы уехали, так его вскорости и убили… – медленно цедит слова Дмитро.

– Убили?.. – с ужасом переспрашивает Динка, отступая от Дмитро и глядя на него широко открытыми, остановившимися глазами. – Как это… убили?

– Ну как… Обыкновенно… Пришли вдвох да и зарубили в хате. Тут и скрывать бы нечего, да твои как прослышали от Ефима, так и прискакали к Федорке. Леня да Вася этот ваш длинный. Как раз он в то время в отпуск, что ли, наезжал с фронта… Ну и меня позвали, конечно. Чтобы вам с Мышкой не говорили, значит, ничего.

– Леня… Вася… – машинально повторяет Динка, а в глазах ее, словно в тумане, вырисовывается белая, обитая дождями хата в лесу. Знакомый выщербленный порог, раскрытая настежь дверь, и на полу в луже крови… – Нет, нет! – кричит она. – Этого не может быть! Он так хорошо играл, он никому не делал зла…

– Да тут не со зла. А вроде бы деньги были у Якова. Дед, что ли, Иоське оставил. Ну, вот за деньгами они и пришли. И под печкой, и под полом искали…

Но Динка не слушает Дмитро.

– Боже мой… Боже мой… – шепчет она, бессильно опускаясь на траву. – Убили… такого человека…

– Да ты что так расстраиваешься? На войне разве одного убивают… У нас только в Рубижевке восемнадцать человек молодых хлопцев…

– Дмитро, – вдруг шепчет с надеждой Динка, – может, ты спутал, может, это не его, не Якова убили, а кого-нибудь другого?.. – Побелевшие губы Динки не слушаются ее, по спине пробегает колючий озноб, а в глазах, то расплываясь в тумане, то снова выступая из черноты леса, стоит залитая кровью хата…

– Ну годи, годи, – касаясь ее плеча, сочувственно говорит Дмитро. – Ты думаешь, ты одна его жалеешь? Людям тоже жалко. И поиграть на святки было некому. А над Иоськой все бабы плакали. Как почал он над отцом кричать… И прямо при всех на Матюшкиных показывает… Ведь как дело-то получилось? В ту пору Иоська уже учиться ходил, отец ему студента одного договорил на дачах, в репетиторы, значит… Ну, вот и в тот день пошел он, а темнеет-то рано. Возвертается домой, а отец тут прямо около порога лежит чуть живой. Ну и сказал, видно, сыну, кто его порубал. А Иоська хоть маленький, а дуже разумный хлопчик…

– Иоська… Иоська… – Динка проводит рукой по лбу.

Перед глазами ее встает шумная деревенская свадьба. В углу на табурете, прижав к подбородку скрипку, сидит Яков, а около, прижавшись к его коленям, стоит маленький кудрявый мальчик…

Динка вскидывает на Дмитро сухие глаза.

– Где Иоська?

– Да был в Киеве. Говорили бабы, с босяками на базаре бегает.

У Динки пересыхает во рту, она хочет что-то спросить, но Дмитро машет рукой:

– Да ты погоди, слушай, что дале было. Ну, значит, как схоронили Якова, то студент, что с Иоськой занимался, взял Иоську к себе, а сам пошел в полицию, чтобы, значит, на Матюшкиных показать. Ну, куда там! Матюшкины – известные куркули, первые богатеи на селе, их голыми руками не возьмешь. Семен Матюшкин да брат его, Федор, всю полицию купили… Люди их боятся, молчат, а Иоська дитя, ему веры нет. Ну, побился, побился тот репетитор и пошел на Ирпень правду искать. А как пошел, так и сгинул…

– Совсем сгинул?

Дмитро разводит руками.

– Нема… И доси нема… Говорили люди, вроде нашли его, где-то в ирпенском лесу, только сильно суродованный, так что и человека в нем признать невозможно. Ну, бабы, конечно, спугались, чтобы Иоське того же не было, схватили хлопчика да и вывезли его тишком в город.

– В город? – машинально переспрашивает Динка.

– Ну да… Там вроде тетка Якова жила. Старуха, конечно, слепая да хворая, сама кое-как перебивалась, а тут еще хлопчика ей подкинули. А куда денешься? Люди привезли да и оставили. Ну а потом, ближе к Рождеству, поехали наши бабы проведать, как там Иоська… А Иоськи нет, сбег Иоська. А тут вскорости и старуха померла.

– Не нашли? – с трудом шевеля губами, спросила Динка.

– Да никто и не искал. Кому надо? Своих ребят кормить нечем, а тут сирота! А потом один раз видели его на базаре с босяками. Рваный, голодный. Узнал наших баб и давай тикать. Пропащее дело! Да ты об этом не думай, выбрось из головы!

– А Леня… И Вася… Они знали все это про студента и про Иоську? – вдруг спросила Динка, глядя в упор на Дмитро загоревшимися глазами.

– Да нет, откуда! Им как сказал Ефим про убийство, они сразу и приехали! Тогда еще Иоська у студента был… Ты смотри, – вдруг испугался Дмитро, – не говори, что я тебе рассказал, а то они обижаться будут на меня!

– Некому говорить… Вася на фронте, а Леня тоже уехал. Ну, я пойду! – сказала Динка, поднимаясь и глядя на чернеющий за полем лес.

– Прощай пока. У меня тоже одно дело есть, поговорить бы надо, но об этом потом.

– Потом, – машинально повторила Динка и, кивнув головой, пошла к черневшему за полем лесу. Дмитро недоумевающе посмотрел ей вслед.

– Эй, Динка! Вон где хутор-то! – улыбаясь, окликнул он, указывая рукой на краснеющую среди дубов крышу.

Но Динка не оглянулась.

– И куда идет? Дорогу забыла, что ли? Задурило ей голову это убийство. Правду говорила Федорка, что лучше молчать… Эй, Динка! – снова крикнул Дмитро. – Куда идешь?

– Я к Якову… – слабо донеслось с дороги.

– Куда?

Дмитро испуганно взмахнул руками и бросился за Динкой.

– Помешалась ты на этом Якове, – с досадой сказал он, неожиданно преградив ей дорогу. – Иди домой, там, верно, уже Ефим вещи привез.

– Ничего, – равнодушно сказала Динка, отстраняя его с дороги. – Я скоро вернусь!

– Да обожди! Не можно в тот лес ходить! – потеряв терпение, крикнул Дмитро.

– Почему?

– А потому, что той дорогой никто не ходит теперь. И даже на мельницу мужики не ездят. Понятно тебе?

Динка покачала головой.

– Ну, как тебе сказать… Боятся люди, ведь упокойник Яшка-то.

– Дураки они! – с раздражением сказала Динка.

– Нет, не дураки! – горячо заступился Дмитро и, приблизив к ней взволнованное лицо, зашептал: – Скрипка там играет. Понятно тебе? Как полночь вдарит, так и скрипка! Федоркин отец сам слышал. Ехали они с мужиками на мельницу. Весной уже дело было. Ночь теплая, меж дубами ветер шумит, лист разворачивает. Ну, едут, едут, конечно, дело, разговор на Яшку зашел, а тут уж и хата его одним боком виднеется. Ну, примолкли мужики и вдруг слышат – играет скрипка! Да так жалостно, как маленькое дитя плачет, на все голоса выводит. Спугались мужики, а тут как захрапят кони, как понесут по кочьям, чуть телегу в щепы не разбили!