Собрание сочинений в десяти томах. Том 7 - Юзеф Игнаций Крашевский

class="p1">– Так как же, по-вашему? – накинулся на него Бодзанта. – Значит, сложить руки, ничего не видеть, молчать и терпеть?

Сказав последние слова, он насмешливо поглядел на всех.

Богория, терпеливо слушавший все время, медленно начал:

– Мне кажется, тут иначе надо действовать. Король давно уже горюет, что не останется после него мужского потомка. Он не стар, жены не имеет. Надо ему дать молодую, красивую жену, к которой он мог бы привязаться, тогда он бросит свою теперешнюю любовь.

Спытек и все остальные сочувственно отнеслись к предложению архиепископа; между ними не было сторонников венгерского дома.

– Именно так надо сделать, как предлагает наш архипастырь, – произнес Спытек, выступая вперед; из всех светских лиц, находившихся здесь, он был самый старший по чину. – Иначе, пожалуй, не уймется его пылкая натура, –прибавил он.

Бодзанта, сидевший рядом с архиепископом, услышав эти слова, взволнованно поднялся с места и проговорил:

– Мы не сумеем этого сделать, несмотря на все наше желание. Я уважаю помазанника Божьего, но должен сказать правду: про него худая слава идет. Ни один отец не отдаст за него своей дочери из боязни, чтобы ее не постигла участь Аделаиды, которая должна была уступить свое место Рокичане. Никакая княжна не пойдет за него, а для королевы не только нужна молодость и красота, но и знатность рода, чтобы нам не пришлось краснеть за ее происхождение.

– Я с этим не согласен, – возразил Богория, – и ручаюсь, что мы найдем княжну. При Казимире наше королевство стало таким, каким оно никогда не было – большим и сильным государством. Надеть такую корону на свою голову – чего-нибудь да стоит.

– Княжну-то мы найдем, – промолвил Спытек, – лишь бы он согласился на этот новый брак.

– А зачем он ему? – возразил Бодзанта. – Он давно уже отказался от надежды на сына. Справедливый Бог его наказывает за смерть моего благочестивого Барички. Он сам отлично знает, что от любовниц будет иметь сыновей, но от жены Господь не даст ему их.

– Бог милостив, – прервал серьезно архиепископ. – Я не теряю надежды… Об этом мы все будем молиться и вы, брат мой, – обратился он к Бодзанте, который сдвинул брови и бормотал:

– Пусть раньше заслужит это, за связь с жидовкой он подлежит церковному отлучению.

Все замолчали.

– Мне кажется, – сказал Спытек, – что если бы мы все стали просить об этом короля, то он согласился бы на новый брак.

– Раньше вы найдите княжну, которая захотела бы пойти за него, –язвительно проговорил Бодзанта. – Вы нигде такой не найдете.

– Полагаю, – ответил архиепископ, – что не наше дело подыскивать и навязывать ему невест. Попросим его, чтобы он женился и избрал себе жену по сердцу.

– Но сердце-то его в когтях жидовки! – рассмеялся Бодзанта.

– Я думаю, что его тянет к ней не сердце, но страсть и плотская любовь, – сказал Сухвильк.

– Говорят, что она не глупа, – злобно подшучивая, сказал Бодзанта. –Когда при красоте да еще и ум окажется, то трудно с этим бороться.

Среди совещающихся снова наступило молчание.

Богория, ничуть не смущенный возражениями, которые он выслушал, снова вернулся к своему предложению.

– Мы все пойдем к нему, – произнес он, – но не затем, чтобы делать выговор и угрожать, а упрашивать будем его. Нам желательно иметь короля, в котором текла бы кровь наших Пястов, поэтому пускай он женится. Станем служить молебны, Господь уже не раз творил для нас чудеса.

– Но не для тех, кто попрал Его права, – возразил Бодзанта. – Милостивые государи, – тут он обратился к Спытку и к светским, – делайте, что хотите. Можете пойти просить, а я не пойду. Я могу молиться о наведении его на путь истины, но, пока он погряз в грехах, я от него отворачиваюсь так же, как Бог и святые покровители нашего королевства отвращают свой лик. Со времени смерти Барички Бог нас беспрестанно карает и бичует мором, гладом и наводнениями, а между тем, до сих пор не уничтожил закоснелости в грехах; чем же мы тут поможем? Остается поступить так же, как Бог, и во имя Его бичевать и суровостью направлять к покаянию. – Хоть с начала-то попробуйте испытать более мягкие средства, – произнес Сухвильк. – Когда терпение и снисходительность исчерпаются…

– Они давно должны были исчерпаться, – сказал Бодзанта.

Богория, как бы не слышал этого разговора и продолжал развивать свою мысль:

– Пойдем к королю…

Тут Сухвильк, дав знак дяде, возвысил голос.

– Для того, чтобы этот шаг увенчался успехом, – произнес он, –следует раньше обдумать, идти ли нам к нему всем вместе, или же поодиночке при всяком удобном случае говорить ему об этом? Король не терпит какого бы то ни было принуждения, которое производит на него обратное действие. Всякий из нас, руководимый любовью к нашему королю и его дому, может и обязан упрашивать его об этом. Все эти отдельные голоса, вместе взятые, произведут действие.

Бодзанта пожал плечами.

– Господа, – произнес он насмешливо, – ручаюсь вам, что, пойдете ли вы все вместе или каждый отдельно, король завтра же будет знать о том, что это решено всеми сообща!!

Ксендз Сухвильк, приняв эти слова на свой счет, покраснел и сказал:

– Ни я, ни ксендз Збышек, ни наш краковский кастелян об этом ему не скажем, а наш епископ, – он указал на Бодзанту, – не пошлет к нему во дворец донесения об этом.

Бодзанта рассмеялся.

– Я не знаю, кто ему передаст и кто всегда ему передает, но знаю только то, что король всегда осведомлен о том, что ему знать не надлежит. – А о чем же королю в своем королевстве знать не следует? – спросил ксендз Сухвильк.

Епископ грозно взглянул на него.

– Вы распространяете пагубное учение! – воскликнул он. – Вы хотели бы, чтобы король в своем государстве один был властен, а мы, духовенство, были его слугами! О том, что мы делаем и предпринимаем, ему не следует знать, и он не должен вмешиваться!

Богория, который все это время молча вертел большой перстень в руке и задумчиво куда-то смотрел, произнес:

– Король признает и уважает власть духовенства и церкви.

– Однако он Баричку велел утопить! – сказал Бодзанта.

– Нельзя в этом его обвинять.

– Как же нельзя, коли он защищал убийц! – кричал непримиримый Бодзанта.

– Ведь с этим злополучным делом уж давно покончили, – произнес Сухвильк.

– Но его не забыли! – живо произнес Бодзанта, – и память о нем никогда не умрет. Кровавого пятна не смоешь.

– Христос велел нам прощать, – сказал архиепископ.

Разгневанный Бодзанта умолк. Вскоре он сделал вид, что хочет уйти, но архиепископ задержал его.

– Нам надо, чтобы и вы согласились, – сказал он, – дайте себя уговорить.

– Здесь вы глава, – с