Люди Зимнего дворца. Монаршие особы, их фавориты и слуги - Игорь Зимин

Имелись в Зимнем дворце и козы. В марте 1881 г. Александр III, еще до отъезда в Гатчину на постоянное жительство, распорядился устроить в зимнем саду Малого Эрмитажа «место с балюстрадами из точеных баляс для двух коз американских»[1065].

Давней традицией царского двора было содержание экзотических животных, привезенных «из дальних стран». В императорских резиденциях многое должно было удивлять и поражать, а подчас и ставить в неловкое положение «разовых гостей».

О давности этой традиции свидетельствует указ Елизаветы Петровны о высылке ко двору мартышки: «…здесь уведомленось чрез одного шкипера голландскаго, Клас Кемптес именуемаго, что есть в Амстердаме у некоего купца в доме (котораго имяни не знаем) мартышка, сиречь обезьяна, цветом зеленая, и толь малая, что совсем входитъ в индейский орех; и тако желательно есть, чтоб оную для куриозности ее бы ко Двору Нашему достать; тако имеете вы, по получении сего беззамедления в Амстердам к Секретарю Ольдекопу отписать, и ему коммисию поручить сию мартышку, осведомлясь там у кого находится, и с тем орехом индейским, в котором (sic) она входит, купить и сюда отправить каким образом удобнее будет, чтоб она сбережена и в целости сюда привезена была…»[1066].

В тексте указа императрица предстает как очень любопытная женщина, которой кто-то рассказал о виденной диковине, и она пожелала получить эту диковину немедленно. В результате по повелению императрицы мартышку купили, и специальный курьер сержант Валуев доставил ее из Голландии в Петербург.

С 1840 г. в фонтанах зимних садов Зимнего дворца (на половине императрицы Александры Федоровны и над Посольским подъездом) плавали «золотые» рыбки. Кормили их пшеничным хлебом с царского стола. Содержать их было сложно, рыбки периодически гибли, поэтому их популяцию по возможности пополняли. Обходилось это недешево. В августе 1843 г. майор от ворот Баранович сообщал в рапорте министру Императорского двора князю П. М. Волконскому: «В настоящее время имеется для двух садиков Зимнего дворца 42 рыбки», поэтому число рыбок, «почитаемое недостаточным для непременной в следствии в них убыли», предлагалось увеличить на два десятка. Для чего предлагалось купить рыбок у «француза Меро» с парохода, «ожидаемого на днях». Десяток «золотых рыбок» продавался по 14 руб. 28 коп. сер.[1067]

Э. П. Гау. Зимний сад Малого Эрмитажа. 1865 г.

Первые «домашние» птицы появились в Зимнем дворце буквально с момента начала его «жизни». Постоянным местом их обитания стала оранжерея Малого Эрмитажа, где их держали в клетках. Позже, по распоряжению Екатерины II, над висячим садом Малого Эрмитажа натянули железную сетку и птицам позволили свободно летать. Тогда же в штате дворцовых служителей появились специалисты-птичники.

При жизни Екатерины II в висячем саду и оранжерее Малого Эрмитажа, кроме самых обычных соловьев, снегирей, пеночек держали и экзотических птиц[1068]. В 1786 г. Екатерина II приказала устроить клетку «в садике подле оранжереи» так, чтобы птицы свободно могли перелетать из клетки в оранжерею и обратно.

Фрески лоджий Рафаэля в Зимнем дворце

Современники упомянули и об этом увлечении императрицы Екатерины II: «Американские вороны, попугаи, параклитки сердились на всех подходящих и даже бросались для укушения хожатых за ними; одна Екатерина была ими любима: они издалека узнавали ея голос, распускали пред нею крылья, преклоняли для чесанья головы и кротость пред кротостью изъявляли. Обезьяны ползали по ея шее, лизали, огрызаясь на всех других. Одна злобная из таковых бросилась с плеча Екатерины на Великую Княжну и больно оцарапала. Голуби после сильного в Петербурге пожара тысячами слетелись прямо к ея окнам и нашли при великолепных чертогах спокойное, верное себе пристанище. Им определена была пшеница; колокольчик созывал их к корму, и она, питая их, утешалась»[1069].

Когда императрица уезжала из Петербурга, в письмах она интересовалась и состоянием «своих птиц». Во время путешествия в Крым в 1787 г. Екатерина II писала: «Опасаюсь, не перемерли ли от стужи в Эрмитаже мои заморские птицы, прикажите, пожалуй, наведываться»; «За добрые вести из Эрмитажа благодарствую; как потеплее будет, попросите Александра Павловича, чтобы когда-нибудь зашел посмотреть, все ли там так, как при мне»; «Пожалуй, прикажите спросить в Эрмитаже, перед оранжерею поставлена ли для птиц оранжерейных большая клетка или проволошная сетка; боюсь как Сава умер, чтобы не запоздали ее поставить, а есть ли ее не поставить вовремя, то редкие птицы, кои зимою в оранжерее, свалятся, не имея весеннего и летнего воздуха. Апрель 1787 г.»[1070]. В этих записках отчетливо видна искренняя забота «о тех, кого мы приручили». Кроме этого, упоминается и некий Савва, видимо, отвечавший за содержание птиц в императорской резиденции.

В птичню Малого Эрмитажа часто водили маленького наследника – великого князя Павла Петровича, он, как и всякий ребенок, с удовольствием смотрел на «птичек». Его воспитатель писал: «Пошли мы к птичне и фонтан[1071] пустили. Как птички еще не осмотрелись и прижавшись все вверху сидели, а вода скакала, то Его Высочество, попрыгиваючи, изволил сказать: „Что же вы теперь, чижики, не купаетесь?“. Спустя несколько времени зачали птички попархивать и купаться. Великий князь забавлялся тем, что изволил говорить, что в республике их снегири представляют стариков, овсянки старух, чижики буянов, щеголята петиметров, а зяблики кокеток». В другом месте воспитатель упоминает: «Пришло тут нам известие, что снегирек в птичне расшибся. Его Высочество ходил смотреть и весьма сожалел. Подъехал на ту пору г. Фуадье, и Государь весьма прилежно просил его, что ежели можно снегиречку подать помощь».