Иосиф Сталин в личинах и масках человека, вождя, ученого - Борис Илизаров

Этим существенно отличается политика сознательного пролетариата от политики буржуазии, старающейся углубить и раздуть национальную борьбу, продолжить и обострить национальное движение.

Именно поэтому не может стать сознательный пролетариат под “национальное” знамя буржуазии…

Судьбы национального движения, в существе своем буржуазного, естественно связаны с судьбой буржуазии. Окончательное падение национального движения возможно лишь с падением буржуазии. Только в царстве социализма может быть установлен полный мир. Но довести национальную борьбу до минимума, подорвать ее в корне, сделать ее максимально безвредной для пролетариата – возможно и в рамках капитализма. Об этом свидетельствуют хотя бы примеры Швейцарии и Америки. Для этого нужно демократизировать страну и дать нациям возможность свободного развития.

Тогда национальная борьба, уйдя из политики, замкнется в хозяйственную сферу, где она будет ограничиваться конкуренцией товаропродавцов до самого конца капитализма.

Но такая борьба не заденет прямо рабочих и не представляет для них серьезной опасности»[868].

Во всех последующих публикациях статьи «Марксизм и национальный вопрос» последние два абзаца были исключены. Их пророческий тон вступал в откровенное противоречие с политической реальностью в период мировых войн, да и в последующие времена. С развитием капитализма и сталинского социализма национальная борьба не только не ушла из политики в экономическую сферу, а достигла своего апогея в связи с нацизмом, развалом колониальных империй и послевоенным сталинизмом.

Напомню, что в сталинском архиве сохранился журнал «Просвещение» только с первой частью статьи. В последующих двух номерах Сталин критиковал в основном публицистов Бунда и кавказских эсдеков за их приверженность национальной программе австро-венгерских социалистов (культурно-национальной автономии). Особенно Сталина возмутили два пункта программы Бунда: требование празднования субботы и требование права евреев на свой язык. По первому пункту Сталин высказался как истинный знаток православной гомилетики, полемизирующий с ветхозаветными иудаистскими традициями:

«Социал-демократия добивается установления одного обязательного дня отдыха в неделю, но Бунд не удовлетворяется этим, он требует, чтобы в законодательном порядке было обеспечено еврейскому пролетариату право праздновать субботу, при устранении принуждения праздновать в другой день.

Надо думать, что Бунд сделает шаг вперед и потребует права празднования всех староеврейских праздников. А если, к несчастью Бунда, еврейские рабочие отрешились от предрассудков и не желают праздновать, то Бунд своей агитацией за “право субботы” будет им напоминать о субботе, культивировать в них, так сказать, “дух субботний”…»

Если учесть, что спустя десятилетия Сталин напишет на полях одной из книг фразу: «Язык – материя духа», и если предположить, что этого взгляда он придерживался и в 1913 году, то его высказывания относительно современного ему языка (жаргона) европейских евреев выглядят как попытка уничтожить самый «дух» этого народа. «Социал-демократия добивается права родного языка для всех наций, – продолжал он, – но Бунд этим не удовлетворяется, – он требует, чтобы “с особой настойчивостью отстаивали” права еврейского языка (курсив наш. И. Ст.)… Не общее право родного языка, а отдельное право еврейского языка, жаргона! Пусть рабочие отдельных национальностей борются прежде всего за свой язык: евреи за еврейский, грузины за грузинский и пр. Борьба за общее право всех наций – вещь второстепенная. Вы можете и не признавать права родного языка всех угнетенных национальностей; но если вы признали право жаргона, то так и знайте: Бунд будет голосовать за вас, Бунд “предпочтет” вас.

Но чем же отличается тогда Бунд от буржуазных националистов?»[869]

Если не вспоминать сейчас о кампании 1947–1949 годов, связанной с борьбой против «космополитизма», о языковедческой дискуссии весны-лета 1950 года и о новых брезгливых репликах Сталина в адрес «жаргона», о «деле врачей-убийц», то слова о «жаргоне» и «субботе», написанные за многие годы до этих событий, как будто не скрывают в себе никакого зловещего смысла. Никому не дано заглянуть в будущее. До Второй мировой войны значительная часть левых еврейских деятелей думала о будущем своего народа примерно так же, иначе бы тогдашние большевистские лидеры, и Ленин в первую очередь, вряд ли бы допустили специфический тон в статьях того времени, в том числе и в своих, и многозначительные кавычки своего партийного пропагандиста: «Но она (идея культурно-национальной автономии. – Б. И.) становится еще вредней, когда ее навязывают “нации”, существование и будущность которой подлежит сомнению. В таких случаях сторонникам национальной автономии приходится охранять и консервировать все особенности “нации”, не только полезные, но и вредные, – лишь бы “спасти нацию” от ассимиляции, лишь бы “уберечь” ее»[870].

В шестом номере журнала «Просвещение» за 1913 год, вторя Сталину, «Н. С-к.» писал в адрес руководителей Бунда: «Мы обвиняем их в том, что своими уступками национализму они независимо от своей воли начинают отделять еврейских пролетариев от русских, польских и т. д., вместо того, чтобы ломать те предрассудки, которые мешают окончательно слиться пролетариям всех национальностей, населяющих Россию»[871]. Эту тираду, как и ряд других, Сталин отметил карандашом на полях.

* * *

Вопреки распространенному мнению, Троцкий всегда старался быть объективным. Вот его окончательная оценка работы Сталина: «Во время своего двухмесячного пребывания за границей Сталин написал небольшое, но очень содержательное исследование “Марксизм и национальный вопрос”. Будучи предназначена для легального журнала, статья пользуется осторожным словарем. Но революционные тенденции ее выступают тем не менее совершенно отчетливо»[872]. Это единственное произведение Сталина, о котором Троцкий отозвался положительно.

В свою очередь, Сталин, читая статью Ленина «О праве наций на самоопределение», опубликованную в шестом номере журнала «Просвещение» за 1914 год, отметил в ней только одно место, то самое, где Ленин, полемизируя с Розой Люксембург по этому вопросу, бросает ядовитые реплики в адрес будущего сталинского врага, пытавшегося примирить различные группировки РСДРП: «Услужливый Троцкий опаснее врага! Ни откуда, как из “частных разговоров” (то есть попросту сплетен, которыми всегда живет Троцкий), он не мог позаимствовать доказательства для зачисления польских марксистов вообще в сторонников каждой статьи Розы Л. Троцкий выставил польских марксистов людьми без чести и совести, не умеющими даже уважать свои убеждения и программу своей партии. Услужливый Троцкий!»[873] и т. д. Сталин отчеркнул на полях целых семь абзацев, посвященных критике (скорее – ругани) в адрес политической позиции Троцкого. Для нас же важно то, что Троцкий, который вел полемику с Лениным, внимательно следил за обстановкой в журнале «Просвещение» в те годы, когда публиковалась статья Сталина, и действительно мог что-то слышать об обстоятельствах ее написания.