Рука в перчатке - Рекс Тодхантер Стаут

начал Кремер и остановился. – Ладно. Отдайте их мне. Получите расписку. Деньги могут понадобиться в качестве улики. Я не ослышался? Мистер Байсе действительно обещал, что полиция вас не тронет?

Байсе поспешил вмешаться в разговор:

– Вы сами так говорили. Я хотел привести Ричардса сюда. Он совершил правонарушение против Вэла Кэрью, а тот мертв. Я могу гарантировать, что Гай Кэрью не станет жаловаться.

Кремер что-то невнятно буркнул и, задумчиво посмотрев на Ричардса, спросил:

– А вы когда-нибудь видели ключ, который мисс Тритт изготовила с того самого слепка?

– Нет, сэр.

– И вы не знаете, изготовила ли она ключ и сумела ли им воспользоваться?

– Не знаю, сэр.

– Вы готовы поклясться, что сделали слепки с ключа по просьбе мисс Тритт, отдали ей слепки и получили за это деньги?

– Если потребуется, то да, сэр.

– Я просто хочу знать, сказали ли вы правду. Что каждое ваше слово – чистая правда.

– Да, сэр.

– И вы ничего не утаили?

– Ничего, сэр.

– Если я вызову сюда мисс Тритт, вы готовы в ее присутствии дословно повторить свой рассказ?

Ричардс опасливо поежился, однако решительно кивнул:

– Да, сэр. Мне, конечно, будет крайне неприятно. Впрочем, я сам виноват. И все из-за того радиоприемника. Да, сэр.

Инспектор повернулся к Байсе:

– Вы выиграли. Возможно, это не имеет отношения к убийству, могу поспорить, что не имеет, но я готов расследовать это обстоятельство, чтобы получить моральное удовлетворение. Ни одна женщина не может водить меня за нос и при этом остаться безнаказанной. Ричардс мне еще может понадобиться. Я пока подержу его…

– Инспектор, я о нем позабочусь, – предложил Байсе.

– Премного благодарен. Как-нибудь сам справлюсь. – Кремер нажал на кнопку звонка.

Байсе покачал головой:

– Нет. Я беру Ричардса на себя. Видите ли, я дал слово и собираюсь его сдержать. Мы будем в пределах досягаемости вне зависимости от того, когда он вам понадобится. Все мы. Нам в любом случае нечего делать. И мы хотим быть в курсе событий. Если, конечно, не возражаете.

Кремер снова что-то буркнул. Дверь открылась, в кабинет вошел сержант Берк.

– Доставьте сюда как можно скорее Порцию Тритт и Лео Кранца! – приказал инспектор. – Если начнут артачиться, арестуйте их как важных свидетелей, и никаких церемоний. Когда они прибудут сюда, разведите их по разным комнатам и доложите мне. Я буду у Макконнелла. – Кремер встал.

– А как насчет этих… – Берк обвел глазами комнату.

– Нет. Эти господа просто зашли посмотреть, как живут в бедных районах.

Глава 19

Сидевший в кресле комиссар полиции Хомберт был мрачнее тучи.

Окружной прокурор Скиннер стоял спиной к окну, руки в карманах брюк, и воинственным тоном внушал инспектору Кремеру:

– Вы сами признаете, что, возможно, это не имеет никакого отношения к убийству. Проклятье! Я всего лишь прошу вас проявить благоразумие и не отрываться от реальности. Порция Тритт отнюдь не мой личный друг, но у нее масса знакомых, и они отравляют мне жизнь. Кремер, повторяю еще раз: вы не можете обращаться с влиятельными людьми, занимающими высокое положение в обществе, как с бандой гангстеров. Вам это так просто с рук не сойдет! И еще одно. Меня вызывают к телефону прямо с площадки для гольфа, чтобы сообщить радостную новость, что вы снова приволокли Порцию Тритт в участок, словно мешок с картошкой, и я мчусь сюда во весь опор, и что я вижу? Нарыв важную улику против Гая Кэрью и уговорив Андерсона предъявить ему обвинение в убийстве, что само по себе взрывоопасно…

Хомберт поднял руку:

– Минуточку, Скиннер. Справедливости ради нужно сказать, что Кремер не уговаривал нас арестовать Кэрью. Кэрью сам принес нам на блюдечке важную улику против себя, и решение принимали все четверо, включая Андерсона.

В воскресенье, в три часа дня, они находились в просторном и уютном кабинете комиссара полиции, с опущенными, чтобы спастись от горячего августовского солнца, жалюзи. На столе рядом с Хомбертом, который в двенадцать часов завтракал в «Черчилле», стоял стакан с хайболом; Скиннер только что прикончил один; Кремер, который успел перекусить в кабинете Макконнелла сэндвичами с лососем и запить все это молоком, периодически отрываясь на участие в допросе Пинки Фрика, отказался от хайбола и продолжил жевать сигару.

Окружной прокурор, сменив тон на страдальческий, принялся увещевать Кремера:

– Инспектор, я готов признать, что мисс Тритт оказалась трудным объектом для интервью. Но ведь наша работа в том и состоит, чтобы преодолевать трудности дипломатическим путем. Естественно, мы не вправе давать волю личным чувствам при любых, самых тяжелых обстоятельствах. Более того, у меня имеется сильное подозрение, что вы испытываете неприязнь к мисс Тритт, поскольку она, так сказать, ввела вас в заблуждение. Уверяю вас, я отнюдь не намекаю…

– Вздор!

– Прошу прощения?

– Я сказал «вздор». – Кремер вынул сигару изо рта. – Я не звукоприемник, а всего-навсего инспектор полиции. И вам нет нужды произносить красивые речи и говорить экивоками. Можете так прямо и сказать, что с влиятельными людьми, способными создать вам проблемы, следует обращаться не так, как со всеми остальными. Я это знаю и стараюсь идти с вами в ногу, нравится мне это или нет. Приходится. Конечно, я допустил, что новые обстоятельства не имеют никакого отношения к убийству, однако в ходе расследования этого убийства мисс Тритт скрыла кое-какие факты, представляющие для нас законный интерес, не говоря уже о ложном алиби для Гая Кэрью. Кроме того, я и не отрицал, что да, мои чувства оказались немного задеты. Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Тем не менее основная причина совсем в другом. Когда дело Кэрью будет рассматриваться на судебном процессе и таблоиды будут выпрыгивать из штанов, то эта информация буквально снесет крышу здания суда. Что вам вряд ли понравится. Я знаю, дело Кэрью теперь не наше, а Андерсона, однако расследование-то провели мы и только потом передали материалы Андерсону. Всем вокруг это отлично известно. Мной движет именно это соображение, а отнюдь не задетое самолюбие. Вчера я был готов поставить сто к одному, что Гай Кэрью виновен, но прямо сейчас поставил бы девяносто три к одному, а может, и девяноста два. Мне жаль терять семь-восемь пунктов, и я, естественно, хочу разобраться. – Кремер сунул сигару в рот и сразу же вынул. – Присутствующий здесь комиссар полиции – мой непосредственный начальник. Если он прикажет извиниться перед мисс Тритт и отправить дамочку домой, что ж, я отправлю ее домой. В противном случае я хочу задать ей кое-какие вопросы и намерен получить ответы.

– Я вовсе не предлагал вам отправить ее домой! Конечно,