Перерождение - Джастин Кронин

Питер осторожно разомкнул ее объятия и положил неподвижного Калеба на землю. Глаза закрыты, на ногах любимые желтые кроссовки, на левой развязался шнурок, — за считаные минуты живой энергичный парень превратился в бездыханное тело. Калеб умер. Воцарилась тишина, которую нарушали лишь птичье пение, шелест травы и хриплое дыхание Алиши.

Вдруг она сорвалась с места, схватила револьвер Джуда и бросилась к сидящему на земле Ольсону. В карих глазах девушки горел безумный огонь. Длинноствольный револьвер казался огромным и угрожающим. Алиша размахнулась и изо всех сил ударила Ольсона по лицу массивной рукоятью. Он упал, а она взвела курок и прицелилась ему в голову.

— Будь ты проклят!

— Лиш… — Питер шагнул к ней. — Он не убивал Калеба. Брось револьвер.

— Мы видели, как Джуд умер! Мы все это видели!

Из носа Ольсона текла тонкая струйка крови. Ни защититься, ни отползти в сторону он даже не пытался.

— Джуд был приближенным.

— Приближенным? Что это значит, черт подери? Хватит загадки загадывать, говори нормальным языком!

Ольсон слизнул кровь с губ и судорожно сглотнул.

— Сыном Бэбкока можно быть по-разному.

Алишины пальцы побелели, так крепко она сжимала рукоять. Питер чувствовал, что она вот-вот выстрелит, это неизбежно.

— Стреляй, если хочешь, — равнодушно проговорил Ольсон: собственная жизнь давно потеряла для него ценность. — Это значения не имеет. Бэбкок все равно придет, вот увидите!

Револьвер закачался, словно лодка на волнах Алишиного гнева.

— Калеб имел значение! Большее, чем вся твоя гребаная Гавань! У него даже родных не было. Его семьей была я! Слышишь, я! — Алиша не закричала, а взвыла, как раненый зверь, и спустила курок. Револьвер не выстрелил: боек опустился на пустой патронник. — Черт! Черт! Черт! — Она спускала курок снова и снова, но пустой патронник отвечал лишь сухими щелчками. Бесполезный револьвер упал на землю, а Алиша, всхлипывая, прижалась к груди Питера.

Утром обнаружили, что Ольсон исчез. Следы вели к дренажному туннелю, и Питер тотчас понял, куда именно направился Ольсон.

— Будем его искать? — спросила Сара. Друзья суетились у пустого тепловоза, собирая остатки снаряжения.

— По-моему, бессмысленно, — покачал головой Питер.

Калеба похоронили под высоким тополем, пометив дерево металлической пластинкой. Майкл отломал ее от кабины тепловоза, нацарапал отверткой надпись и винтами закрепил на стволе.

КАЛЕБ ДЖОНС

САПОГ

ОДИН ИЗ НАС

У могилы собрались все, кроме Эми, которая стояла чуть поодаль в высокой траве. Питер взглянул на Тео и Маусами. Маус опиралась на костыль, который Майкл смастерил из куска тонкой трубы. Сара осмотрела рану и объявила, что Маус сможет путешествовать при условии, что будет беречь ногу. Тео проспал целые сутки и проснулся лишь недавно. Тем не менее Питер чувствовал: брат уже не тот, что прежде. В душе Тео что-то изменилось, сломалось, умерло. В той жуткой камере, в том жутком сне он лишился чего-то существенного. Лишился по вине Бэбкока!

Больше всех Питера беспокоила Алиша. Опухшая от слез, она вместе с Майклом стояла у изножья могилы, прижимая к груди дробовик. За минувший вечер она не сказала ни слова. Любой другой решил бы, что она горюет о Калебе, но Питер знал: дело не только в этом. Да, Алиша любила паренька как брата, они все его любили. Отсутствие Калеба казалось не просто странным, а неправильным — отряд словно осиротел. Однако сейчас в Алишиных глазах читалась совершенно иная боль. Калеб погиб не по ее вине — именно так и сказал Питер, тем не менее, Алиша считала, что подвела доверявшего ей паренька. Убийство Ольсона проблему бы не решило, зато, вероятно, помогло бы Алише. Поэтому накануне Питер не слишком старался отнять у нее револьвер Джуда.

Питер понял, что по привычке ждет от брата каких-то слов, команды, по которой отряд начнет новый день. Ее не последовало, тогда Питер надел рюкзак и хрипло проговорил:

— Ну, пора в путь! Чем раньше выйдем, тем дальше доберемся засветло.

— Нас ждут сорок миллионов пикировщиков! — мрачно напомнил Майкл. — Мы теперь пешком, какие у нас шансы?

К могиле подошла Эми.

— Майкл не прав, — заявила она.

Воцарилась изумленная тишина. Друзья не знали, куда смотреть: друг на друга или на девочку, и переглядывались украдкой, чуть ли не испуганно. Первой дар речи обрела Алиша.

— Она… умеет говорить?

Питер опасливо приблизился к девочке. Услышав голос, он и лицо ее воспринимал иначе. Казалось, лишь теперь Эми полностью раскрылась членам отряда.

— Что ты сказала?

— Майкл не прав, — повторила она. Голос был не детским и не взрослым, а чем-то посредине и не выражал никаких эмоций, словно Эми читала вслух книгу. — Их не сорок миллионов.

Питер не знал, плакать ему или смеяться: надо же, Эми заговорила!

— Эми, почему ты раньше молчала?

— Извини, Питер, наверное, я забыла, как говорить. — Эми озадаченно сдвинула брови, словно этот факт удивлял и ее. — Разучилась, но сейчас вспомнила.

Снова воцарилась тишина: разинув рты, друзья смотрели на девочку.

— Если их не сорок миллионов, то сколько? — отважился спросить Майкл.

— Двенадцать, — ответила Эми, обращаясь сразу ко всем.

Я — вот все дочери и сыновья

Из дома моего отца.

У. Шекспир, «Двенадцатая ночь», акт II, сцена 4[15]

56

Отрывок из дневника Сары Фишер

(«Книга Сары»)

Из материалов Третьей международной конференции по Североамериканскому карантинному периоду, Центр культурологии и конфликтологии Университета Нового Южного Уэльса (Индо-австралийская республика), 16–21 апреля 1003-й год п.в.

…мы увидели сад и очень обрадовались, ведь последние три дня, с тех пор как Холлис подстрелил оленя, еды было в обрез. Зато сейчас мы набили животы яблоками! Они маленькие и червивые, и если за раз съесть слишком много, начинаются колики. Но, что ни говори, сытость — чувство прекрасное! Ночевать будем в ржавом здании автосервиса, заставленном старыми машинами и пропахшем голубями. Дорогу мы, видимо, потеряли окончательно, хотя Питер уверен, если идти прямо на восток, через день-другой попадем на Пятнадцатую трассу. Наш единственный помощник и путеводитель — карта, которую мы нашли на заправочной станции в Кальенте.

Эми с каждым днем говорит все больше. К беседам она еще не привыкла и иногда не может подобрать слов, точно мысленно выискивает их в толстом справочнике. Но разговаривать ей нравится. Еще она любит называть нас по именам, даже когда ясно, к кому обращается. Поначалу было странновато, но сейчас мы привыкли и даже пристрастились к этому сами. Вчера, например, только я собралась спрятаться в кустиках, Эми спросила: «Зачем прячешься?» Я объяснила, что хочу писать, а она просияла, словно услышав хорошие новости, и громко-громко объявила: «Сара, я тоже хочу писать!» Майкл захохотал, но Эми не обиделась, а потом вежливо — она всегда очень вежлива! — сказала: «Я не могла вспомнить, как это называется. Спасибо, что пописала со мной, Сара!»