Прямая и явная угроза - Том Клэнси

Кортес закрыл глаза и заставил себя сосредоточиться на основных принципах.

В этом заключалась главная опасность подобных операций — так увлекаешься происходящим, что теряешь контроль над общей ситуацией. Может быть, стоит поискать другой способ? Американцы уже помогли однажды ему. Не исключено, что они помогут ещё раз. Как добиться этого? Что он может сделать для них? И что сделают они для него? Эти мысли роились у него в голове в течение оставшихся часов бессонной ночи.

* * *

Из-за плохой погоды они не сумели опробовать новый двигатель прошлой ночью, и по той же причине им пришлось ждать до трех часов этой. «Пейв-лоу» было запрещено при всех обстоятельствах показываться днём — для этого требовалось особое разрешение с самого верха.

Тягач вытянул вертолёт из ангара. Перед тем как включить двигатель, они развернули ротор и установили его на место. Пи-Джи и капитан Уиллис управляли вертолётом, а Циммер сидел на месте механика за приборной панелью. Они вырулили, как всегда, на взлётную площадку и взлетели подобно всем вертолётам, поднимая в воздух сопротивляющиеся тонны металла и топлива, раскачиваясь и вздрагивая, совсем как маленький мальчик, карабкающийся на первую в жизни лестницу.

Трудно сказать, что случилось раньше. Ужасный визг пронзил уши пилотов, несмотря на звукозащитный слой пенопласта в шлемах. В тот же самый миг, может быть за миллисекунду до этого, по системе внутренней связи послышался слишком громкий предупредительный возглас Циммера. Неважно, что произошло раньше.

Взгляд полковника Джоунса остановился на приборной панели, и он увидел, что показания приборов, контролирующих работу двигателя номер один, говорят о возникших неполадках.

Уиллис и Циммер отключили двигатель, пошедший вразнос, а Пи-Джи начал опускать раскачивающийся вертолёт, довольный тем, что они успели подняться всего на пятьдесят футов. Меньше чем через три секунды вертолёт коснулся взлётной площадки, и единственный работающий двигатель перешёл на нейтральный режим.

— Ну что там?

— Это новый двигатель, сэр. Он сразу вышел из строя — похоже, отказал компрессор, а может быть, и хуже, судя по шуму. Придётся посмотреть, не повреждено ли что-нибудь ещё, — доложил Циммер.

— Никаких трудностей при установке?

— Никаких. Все осуществлялось точно по инструкции, сэр. Это уже вторая авария с двигателями такого типа. Подрядчик усовершенствовал его, заменив турбинные лопасти новыми, сделанными из композитного материала. Теперь придётся проверять все двигатели, а для этого оставить на земле вертолёты с композитными лопастями, и не только на флотских вертолётах, но и на армейских, ВВС и всех остальных. — В турбине нового типа стальные лопасти заменили более лёгкими композитными. Это позволяло захватить чуть больше топлива и было дешевле.

Испытания, проведённые подрядчиками, показали, что двигатели новой серии не менее надёжны — по крайней мере до тех пор, пока не пошли в серийное производство. Первую аварию отнесли за счёт того, что в воздухозаборник попала птица, однако затем бесследно исчезли два флотских вертолёта с новыми двигателями, совершавшие полет над морем. Циммер был прав. Все вертолёты, на которых установлены двигатели этой серии, останутся на аэродромах до тех пор, пока не удастся установить и ликвидировать причину аварий.

— Хуже не придумаешь, Бак, — недовольно проворчал Джоунс. — А второй запасной двигатель?

— Как вы сами считаете, сэр? — откликнулся Циммер. — Но я могу запросить двигатель прежней модели, прошедший капитальный ремонт.

— Что предлагаешь?

— Думаю, лучше установить отремонтированный двигатель или снять его с другой «птички» на базе в Хэрлберте.

— Как только он охладится, осмотри его и немедленно садись за телефон, — распорядился полковник. — Мне нужны два хороших двигателя, и как можно быстрее.

— Слушаюсь, сэр. — Мысли всех членов экипажа сходились на одном: продержатся ли солдаты, которые ждут их помощи, в течение этого времени.

* * *

Его звали Эстевес, и он тоже был старшим сержантом лёгкой пехоты в армии США. До того, как все это началось, он служил в разведке пятого батальона четырнадцатого полка первой бригады 25-й дивизии лёгкой пехоты «Тропическая молния», размещённой в Шофилд-Бэрракс на Гавайях. Молодой, сильный и выносливый, гордящийся своей профессией, как и любой другой участник операции «Речной пароход», сейчас он чувствовал себя усталым и разочарованным. А кроме того, и больным. Наверно, что-то съел, может быть выпил. Когда предоставится возможность, он поговорит с фельдшером, и тот даст ему таблетки, но в данный момент у него урчало в желудке, а руки казались какими-то ослабевшими. Они находились в поле ровно на двадцать семь минут меньше, чем группа «Кинжал», но не столкнулись ни с кем с того момента, как уничтожили тот маленький аэродром.

Отделение Эстевеса обнаружило шесть баз, где велась первичная обработка, причём четыре использовались совсем недавно, но сейчас все шесть были покинуты, Эстевесу хотелось улучшить послужной список отделения подобно тому — он не сомневался в этом, — как поступали другие группы. Как и Чавез, старший сержант вырос в городских трущобах, где уличные банды вели нескончаемую войну между собой. В отличие от Чавеза, однако, Эстевес принимал самое активное участие в боевых действиях одной банды, но неожиданный поворот судьбы отбросил его на обочину, и он успел вступить в армию. Он отличался от Чавеза и тем, что принимал наркотики до тех пор, пока его сестра не умерла от излишней дозы героина. Он был рядом с ней и видел, как ушла из неё жизнь, словно из настенной розетки выдернули вилку. На другой день он разыскал торговца, продавшего ей наркотик, и тут же вступил в армию, чтобы избежать обвинения в убийстве.

Эстевес никогда не думал, что станет профессиональным военным, ему даже в голову не приходило, что перед ним могут открыться новые возможности, выходящие за пределы мойки автомобилей и получения чеков социального страхования. Он схватился за предоставленный ему шанс обеими руками, чтобы расквитаться с подонками, убившими его сестру поработившими его народ. Но пока ему не удалось убить ни одного человека, так что его послужной список оставался незаполненным.

Усталость и разочарование — опасное сочетание чувств перед лицом противника.

Ну вот, наконец, подумал он. В полумиле Эстевес заметил отблеск костра. Он поступил в соответствии с правилами: доложил капитану о том, что увидел, подождал, пока отделение развернётся в две группы и приступит к ликвидации этих десяти — или сколько их там — кретинов, исполняющих свой идиотский танец в ванне с кислотой. Несмотря на усталость и стремление поскорее приступить к делу, дисциплина по-прежнему оставалась основой его жизни. Эстевес повёл свою группу из трех человек, чтобы занять удобную позицию для поддержки огнём штурмовой группы во главе с капитаном. В тот самый момент, когда он уверился, наконец, что сегодня всё будет по-другому, именно так и произошло.

На поляне не оказалось ни ванны с кислотой, ни рюкзаков с листьями коки там расположились пятнадцать вооружённых мужчин. Эстевес тут же нажал на передаточный клавиш рации, давая сигнал тревоги, но не услышал ответа. Он не знал, что десятью минутами раньше антенна рации, задев за ветку, обломилась. Он стоял, пытаясь решить, как поступить дальше, оглядываясь по сторонам в поисках разгадки, а солдаты, стоящие рядом, не понимали, из-за чего задержка. И в этот момент желудок снова подвёл его. Эстевес согнулся от боли, споткнулся о выступающий корень дерева и выронил автомат. Выстрела не последовало, однако приклад ударился о землю с такой силой, что послышался металлический лязг затвора. Лишь теперь он заметил, что в двадцати футах находился человек, которого он не видел до сих пор.