Императорская Россия - Евгений Анисимов

Вот тогда-то и стало ясно, что Россия в силу технического оснащения армии и флота не могла вести войну. Поражения русской армии были «подготовлены» царствованием Николая I, общим положением армии и флота. В армии еще со времен Павла I главное внимание обращалось на строевую подготовку, точнее, муштру солдата, из которого делали живой автомат. « Войско блестяще, но это наружный блеск, – писал в 1830-е годы современник, – тогда как в существе своем оно носит семена разрушения нравственной и физической силы. Четвертая часть армии исчезает ежегодно от необыкновенной смертности».

Оказывается, в 1835 году в армии было 231 тыс. человек, заболело 174 тыс., умерло 11 тыс., т. е. каждый двадцатый. Такие потери бывали не во всякой войне. Известно, что николаевские солдаты больше вражеской пули боялись лазарета, где они попросту умирали с голоду. По свидетельству того же современника, «метода обучения гибельна для жизни человеческой. Солдата тянут вверх и вниз в одно и то же время, вверх для какой-то фигурной стойки, вниз – для вытяжки ног и носков. Солдат должен медленно, с напряжением всех мускулов и нервов вытянуть ногу в половину человеческого роста и потом быстро опустить ее, подавшись на нее всем телом, от чего вся внутренность, растянутая и беспрестанно сотрясаемая, производит чахотку и воспалительные болезни».

Сражение при Альме показало, что Россия серьезно отстала от своих противников в вооружении. Уже с 1840-х годов в английской и французской армиях были введены штуцера – дальнобойные нарезные ружья. В России на вооружении по-прежнему были гладкоствольные ружья, дальность стрельбы которых уступала штуцерам в 3–4 раза. На Альме все войска союзников были вооружены штуцерами, а в русской армии один штуцер приходился на 23 солдата! Выстрелы остальных 22 бойцов не достигали цели только потому, что посланная из гладкоствольного ружья пуля попросту не долетала до противника.

Известно, что армия – зеркало общества и государства. Консервативный политический режим Николая I оказался не в состоянии использовать новейшие достижения техники того времени для улучшения военного дела. Даже такие всем очевидные и простые вещи, как превосходство пара над парусом, дальнобойность нарезного оружия по сравнению с гладкоствольным, оказывались недоступны для сознания руководителей России. Заместитель шефа жандармов Л. В. Дубельт в 1847 году – задолго до Крымской войны! – записал в своем дневнике:

«Английский флот стал заводить винтовые корабли. Мне пришло в голову, что ежели их флот будет двигаться парами, а наш останется под парусами, то при первой войне наш флот тю-тю! Игрушки под Кронштадтом и пальба из пищалей не помогут… Эту мысль я откровенно передал моему начальнику (А. Ф. Орлову – шефу жандармов и ближайшему сподвижнику Николая I. – Е. А.) и сказал мое мнение, что здравый смысл требует, ежели иностранные державы превращают свою морскую силу в паровую, то и нам должно делать то же и стараться, чтобы наш флот был также подвижен, как и их. На это мне сказали: “Ты, со своим здравым смыслом, настоящий дурак!” Вот тебе и на!»

Итак, по развитию парового флота Россия к 1853 году страшно отставала от Англии и Франции. У англичан и французов было 258 пароходов, а у России – всего 24, из них на Черном море – всего 6! Поэтому победители под Синопом даже выйти в море из Севастопольской бухты не могли. А без флота воевать очень трудно. В плачевном состоянии оказалась и артиллерия. Когда корабли союзников в 1854 году блокировали русскую крепость Бомарзунд на Аландских островах Балтийского моря, то выяснилось, что ядра русских орудий даже не долетают до кораблей противника, которые беспрепятственно расстреливали укрепления. И никакое мужество русских солдат и офицеров дело спасти уже не могло. Выдержав многодневный страшный орудийный расстрел, гарнизон был вынужден спустить флаг. То же самое, только в несравненно больших, катастрофических масштабах, произошло и под Севастополем.