Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем - Вячеслав Никонов

А что же Временное правительство? Оно (или то, что от него осталось) собралось около 9 вечера в квартире князя Львова в здании МВД. «Ввиду начавшихся волнений правительство предписало Половцову «принять решительные меры для восстановления порядка». Но оно воздержалось от указания, какими средствами это надо осуществить. В этот начальный период восстания ни один из членов правительства не считал возможным вывести навстречу манифестантам верные демократии военные части с приказом разогнать демонстрантов…»[1658]. Публичное обращение Временного правительства гласило: «Ввиду выступлений некоторых воинских частей, происходивших 3 июля и в ночь на 4-е, в результате чего оказались раненые, всякие вооруженные демонстрации безусловно воспрещаются»[1659].

У Половцова не было возможностей для подавления восстания, что подтверждал Никитин: «Около 10 часов вечера попадаю в штаб округа. Сведения, как и следовало ожидать, поступают очень скверные. Приходится радоваться, когда узнаешь, что тот или иной полк согласен в восстании вообще не принимать участия ни на чьей стороне… Таким образом, пехоты у Главнокомандующего совсем нет. Артиллерии за ним только запасная батарея гвардейской конной в Павловске… Единственная опора Главнокомандующего — 1-й Донской казачий полк, а также до известной степени 4-й Донской и два эскадрона запасного кавалерийского полка. Вообще же казаки просили их без пехоты не выводить. Таким образом, выступить Половцову в буквальном смысле не с кем»[1660].

Правоохранительные органы тоже, в лучшем для власти случае, бездействовали. Нокс меланхолично замечал: «Наиболее здравомыслящие представители так называемой «милиции» — маскарадного подобия прежней полиции, — созданной в марте, члены которой в день зарабатывали столько, сколько сотрудники старой полиции, действительно обеспечивавшей защиту жизни и собственности людей, зарабатывали в месяц, разошлись по домам. Остальные присоединились к мятежникам»[1661].

Министры-социалисты, вернувшись от Львова в Таврический дворец, приглашают приехать Половцова, чтобы он мог руководить войсками округа оттуда. «Половцов отвечает отказом, предпочитая остаться как бы на фланге с несколькими сотнями казаков, — рассказал Никитин. — Вместо себя он решает послать в Таврический дворец меня. Узнаю об этом внезапно, приблизительно в 12 часов ночи… В кулуарах Таврического дворца застаю большое оживление. Там всякого рода представители, корреспонденты газет и много отдельных служащих отделов и подотделов Совета»[1662].

Весть о приближении вооруженных толп вызывает во дворце «величайшее возбуждение». На трибуну поднимается Каменев:

— Мы не призывали к выступлению, но народные массы сами вышли на улицу… А раз массы вышли — наше место среди них. Наша задача теперь в том, чтобы придать движению организованный характер.

Каменев предложил избрать комиссию «для руководства движением». Троцкий выступает в поддержку. Чхеидзе настаивает на передаче вопроса в Исполнительный комитет. «Окончательно убедившись, что они вместе составляют не больше трети собрания, меньшевики и эсеры покидают зал, — замечает Троцкий. — Это вообще становится излюбленной тактикой демократов: они начинают бойкотировать Советы с того момента, как теряют в них большинство. Резолюция, призывающая Центральный исполнительный комитет взять в свои руки власть, принята 276 голосами, в отсутствии оппозиции»[1663].

Пулеметчики подтянулись к Таврическому дворцу после десяти вечера. Войтинский видел, как «солдаты шли в ногу, строго сохраняя равнение в рядах, соблюдая четкие промежутки между ротами. Остановившись перед колоннадой дворца, потребовал к себе представителей Исполнительного комитета. Вышли Чхеидзе и я. Чхеидзе был без голоса и не мог говорить, пришлось мне держать речь к полку». Объяснял, что Совет не может взять власть, потому что это противоречит решению Съезда Советов. Встречают молча. Зато на ура принимают Троцкого. О содержании его речи источники расходятся: одни говорят, что он призывал Советы взять власть, другие (включая самого Троцкого), что еще не время брать власть. На площади у Таврического дворца начинается митинг: вся власть Советам, прекращение наступления на фронте.

После полуночи от штаб-квартиры большевиков за пулеметчиками последовали Гренадерский, 180-й запасной полк, рабочая гвардия и т. д. — всего девять полков, которые присоединились к митингу. «Дворец был полон вооруженных людей. В огромном Екатерининском зале здесь и там шли митинги. Большевики чувствовали себя хозяевами положения»[1664].

В третьем часу ночи к Таврическому дворцу подтянулся Путиловский завод, «30-тысячная масса, многие с женами и детьми. Шествие тронулось в 11 часов ночи, в пути к нему примыкали многие запоздавшие заводы»[1665].

В здании дворца в это время шло совместное заседание Исполкомов двух ЦИКов. Ход его в лицах изложил Питирим Сорокин, представлявший крестьянский Совет: «Под взрывы оружейной пальбы и демонические крики, доносившиеся с улицы, Чхеидзе открыл совместное заседание двух Советов — рабоче-солдатского и крестьянского.

— От имени руководства Советов, — сказал Дан, — я вношу предложение о следующем: все члены Совета, здесь присутствующие, должны присягнуть, что сделают все от них зависящее — даже ценой жизни, если понадобится, — чтобы подавить преступный бунт против Советов и революции. Тех, кто не желает давать такую клятву, немедленно вывести из нашего состава.

На какой-то момент после его слов воцарилась полная тишина, затем раздались оглушительные аплодисменты. Вокруг себя я видел бледные лица депутатов, слышал пылкие слова:

— Да, мы готовы умереть.

Какое-то трагическое и героическое ощущение охватило всех нас…

В следующий момент группы большевиков, интернационалистов и левых эсеров, предводительствуемые Троцким, Луначарским, Гиммером и Камковым, вскочили с мест и закричали в унисон:

— Протестуем! Взгляните на море рабочих и солдат, окруживших это здание. От их имени мы требуем, чтобы Совет объявил Временное правительство низложенным. Мы требуем, чтобы война немедленно была окончена. Мы требуем установления диктатуры пролетариата и коммунистического государства. Если не примете требования по доброй воле, мы вобьем их вам в глотки. Подчиняйтесь революционному пролетариату.