Белое дело в России: 1917-1919 гг. - Василий Цветков

Что же касается политического курса, то открытое провозглашение монархического лозунга в качестве официального в Белом движении в 1918 г. признавалось несвоевременным. После окончания 1-го Кубанского похода часть офицерства в Добровольческой армии сочла уместным официально заявить о принятии монархического лозунга. При этом, правда, лозунг определялся лишь как «восстановление монархической формы правления» в качестве альтернативы «устаревшему» и «непопулярному» лозунгу о «созыве Учредительного Собрания». Конкретных указаний на «возглавителя» не делалось, однако было очевидно, что речь идет о восстановлении прав Дома Романовых. Заведующий разведывательным отделением штаба армии полковник Ряснянский вспоминал, что Деникин все же счел несвоевременным предрешать будущую форму правления в России. Было решено, что армия «никакого партийного флага выбрасывать не будет».

Армия, сражающаяся за российскую государственность, армия не только «вне политики», но и «выше политики» – таков был лейтмотив публичных выступлений Деникина на протяжении лета – осени 1918 г. В одном из первых таких публичных выступлений, после занятия Добровольческой армией г. Ставрополя 25 августа, он отметил, что «Добровольческая армия поставила себе задачей воссоздание Единой, Великодержавной России… Добровольческая армия, свершая свой крестный путь, желает опираться на все государственно мыслящие круги населения; она не может стать орудием какой-либо политической партии или общественной организации; тогда она не была бы Русской государственной армией. Отсюда – неудовольствие нетерпимых и политическая борьба вокруг имени армии. Но если в рядах армии и живут определенные традиции (очевидно, подразумевались монархические настроения. – В.Ц.), она не станет никогда палачом чужой мысли и совести. Она прямо и честно говорит: будьте вы правыми, будьте вы левыми, но любите нашу истерзанную Родину и помогите нам спасти ее… Поэтому-то чины Добровольческой армии, на которых судьба возложила тяжкое бремя управления, отнюдь не будут ломать основного законодательства (условно говоря – «Основных законов». – В.Ц) – Их роль – создать лишь такую обстановку, в которой можно бы сносно, терпимо жить и дышать до тех пор, пока Всероссийские законодательные учреждения, представляющие разум и совесть народа русского, не направят жизнь его по новому руслу – к свету и правде…».

Весьма осторожным в высказывании монархических лозунгов был и Верховный Руководитель Добрармии генерал Алексеев. В своем письме, переданном через посредство начальника Одесского Центра Добровольческой армии вице-адмирала Д.В. Ненюкова генералу Щербачеву, отмечалось: «… Добровольческая армия не считает возможным теперь же принять определенный политический лозунг ближайшего Государственного устройства России, признавая, что вопрос этот недостаточно назрел в умах всего русского народа и что преждевременно объявленный лозунг может лишь затруднить выполнение широких государственных задач» (полный текст см. в приложении № 5). Но при этом оговаривалось: «… руководящие деятели армии сознают, что нормальным ходом событий Россия должна подойти к восстановлению монархии, конечно, с теми поправками, кои необходимы для облегчения гигантской работы по управлению одного лица (то есть вариант парламентской монархии. – В.Ц.). Как показал продолжительный опыт пережитых событий, никакая другая форма правления не может обеспечить целость, единство, величие государства и объединить в одно целое различные народы, населяющие его территорию. Так думают почти все офицерские элементы, входящие в состав Добровольческой армии, ревниво следящие за тем, чтобы руководители не уклонялись в своей деятельности от этого основного принципа…»

По мнению многих участников Белого движения, именно этот отказ от монархического лозунга на начальных этапах гражданской войны роковым образом отразился на судьбе «борьбы с большевизмом». Однако следовало учитывать наличие нескольких препятствий принятию этого «лозунга» в 1918 г. Одно из них было связано с внешнеполитическими обстоятельствами. После окончания войны во многих государствах произошли революции, монархический строй сменился республиканским (рухнули Германская, Австро-Венгерская, Османская Империи). Страны-победительницы не поощряли восстановление «принципов легитимизма», как это делалось после окончания Наполеоновских войн. Гораздо большей популярностью пользовались идеи «демократии». Антибольшевистские режимы, опасаясь получить ярлык «реакционных» и потерять ту, на которую рассчитывали, поддержку от Антанты, не стремились к декларированию принципов дореволюционного «прошлого». Хотя, как отмечалось на Ясском Совещании, союзным представителям следует исходить не столько из принципов «демократичности» той или иной формы правления, сколько из ее эффективности для «противодействия большевизму».

Другое, гораздо более важное, препятствие заключалось в позиции многих российских общественных и политических групп, отдельных политиков. По существу, невозможным было провозглашение монархического лозунга там, где в едином антибольшевистском фронте с представителями Белого движения находились эсеры и социал-демократы. Но при этом в «общественно-политической среде» монархические взгляды стали выражаться даже раньше, чем в военной. Уже в декабре 1917 г. А. В. Тыркова писала, принципиально выражая позицию кадетской партии: «Это все скоро провалится и даст место или генералу, или, что гораздо вернее, самодержцу». На одном из подпольных заседаний в Москве в феврале 1918 г. кадетский ЦК обсуждал следующую формулу «знаменитого» 13-го пункта своей партийной программы: «Провозглашенные республиканские формы правления не отвечают пониманию и степени государственного развития подавляющего большинства населения. Должно поэтому признать, что монархия после мартовского переворота 1917 г. была отвергнута в ущерб интересам России… После долгого и горького опыта революции… восстановление законно приемлемой монархии как единственной формы, могущей еще обеспечить наше национальное и государственное бытие и порядок, представляется безусловно необходимым».

Правда, отнюдь не отказываясь от признания модели конституционной монархии, наиболее оптимальной для России (как известно, кадетский лидер Милюков считал необходимым возрождение монархии хотя бы и с помощью Германии), редко кто из политиков и военных прямо заявлял о возвращении на Престол отрекшегося Государя Императора. Гораздо чаще назывались кандидатуры Великого Князя Михаила Александровича и Цесаревича Алексея, официальных сведений о судьбе которых (в отличие от известия о расстреле Николая II) длительное время не было. Таким образом, принцип, высказывавшийся накануне февральских событий 1917 г. – «спасти монархию, пожертвовав монархом», – сохранял еще свое значение (2).

Показательна в этом отношении реакция на известие о гибели Царской Семьи со стороны других деятелей кадетской партии. Один из лидеров кадетов князь П. Д. Долгоруков, выступая на заседании ЦК партии в конце июля 1918 г. в Киеве, подчеркнул: «… Мы во многом не сочувствовали его (бывшего Государя. – В.Ц.) способу управления Россией, наша партия была в оппозиции к назначаемым им правительствам… Но совершенно независимо от нашего к нему отношения как к человеку и монарху, независимо от того, республиканцы мы или монархисты, мы… по человечности не можем не ужаснуться этому зверскому умерщвлению беззащитного узника и его семьи, а равно и с политической, и с государственной точки зрения, так как узурпаторами власти убит человек, бывший до своего отречения законным носителем Верховной власти в России…» Так определялся преступный характер самого акта Цареубийства (несмотря на то, что оценка «ошибок Царствования» при этом оставалась прежней), подчеркивался своего рода «конфликт властей» – власти законной, легитимной, и власти узурпаторской, захватнической. В.Д. Набоков в газете «Русский Голос», говоря о несомненности убийства всей Царской Семьи (вопреки официальному сообщению о «казни» одного лишь Государя), предсказывал рост антибольшевистских, монархических настроений: «Трудно предугадать последствия совершившегося, но только глухие и слепые не замечают, что из кровавого хаоса современной жизни, после того как размах революции превратился в дикую оргию разнузданных инстинктов черни, снова возрождаются старые лозунги, исторически связанные с эпохой существования России как великого, целого и сильного государства. Окружая образ убитого ореолом мученичества и возбуждая в каждом ужас и негодование, палачи красной столицы Урала помогли этому возрождению».