От глупости и смерти - Харлан Эллисон

чтобы продолжать жить. Будь другом, плесни мне еще «Дэниелса», фляжка радом с тобой. А потом я, может, поднимусь в спальню и попробую поспать. Вот спасибо, Генри.

От автора:

Я всегда писал на офисных или портативных печатных машинках «Олимпия». Боб Блотч тоже. Когда Боб умер, мне достались две из его машинок, и этот рассказ напечатан на одной из них. Я закончил его 5 июля 1995 года. Работа продолжается.

Желанное ближе, чем кажется в зеркале

Беднягу этого мы нашли в куче мусора, в луже собственной крови в переулке рядом с ночлежкой «Полуночной миссии». Ботинки у него украли (были ли на нем носки – теперь и не узнать), а с ними и содержимое пустого грязного бумажного пакета, который он зажал в руках. Но ухоженные ногти были безупречны, лицо без щетины. Лет шестьдесят или старше – при первичном осмотре точнее не сказать.

Рядом стояли на коленях три молодые женщины, рыдая и воздевая руки к темнеющему небу. Собирался дождь, крупный и злой. Бродяжки в таких переулках не были бы слишком большой неожиданностью… но эти оказались отнюдь не гнилозубыми обтрепанными развалинами. Две из них помнились мне по рекламным роликам. Кажется, правильный термин – «супермодель». Вопили они так, что не слышно было шелеста шин проезжающего транспорта, и видно было, что кончиной этого старого пня они абсолютно раздавлены.

Мы натянули желтую ленту и начали собирать все, что могло сойти за вещдоки, и тут без дальнейших предупреждений небо прорвало, и мы все в миг промокли до нитки. Кровь старика смыло за пару секунд, переулок снова стал гладким, красивым, блестяще-черным. Вот тебе и следы преступления.

Мы вошли в переулок.

В нос бил запах дезинфицирующего средства и гниющего мусора. Помню, как-то в детстве, когда мы лазили по деревьям, на старом клене нашлось птичье гнездо, недавно еще обитаемое. Не знаю, жили ли в нем малиновки, вороны или кто-то еще, но пахло от него и мерзко, и беспокойно. В комнате, куда нас пустили для проведения допросов, пахло не слишком похоже, но вот эти два качества сохранились: мерзко и беспокойно.

– Лейтенант! – окликнул меня один из патрульных.

– Чего тебе?

Обычно я так не разговариваю, но никогда еще не встречалось мне такого необычного места преступления, такого тревожного стечения обстоятельств с тех самых пор, как меня повысили и перевели в убойный отдел.

– Виноват, лейтенант, но что прикажете нам делать с этими тремя дамами?

Я обернулась к ним, сгорбившимся около двери, испытывая в этот миг острую к ним неприязнь. Они были выше меня, красивее меня, наверняка богаче меня, у них не было оплывших бедер, а задницы были меньше моей, и уж куда лучше они были одеты. Размер лифчика сравнивать не стану: хоть в этом параметре я их превосходила.

– Не давайте им говорить друг с другом, а в остальном – полегче с ними. Они наверняка знамениты, а нам на этой неделе в департаменте проблем хватает.

Я, понятное дело, говорила о серийном убийце проституток, который уже полгода разбрасывал по всему городу куски до неопознаваемости изуродованного мяса.

И я приступила к работе. Запах птичьего гнезда. Нехороший запах.

Первые полдюжины либо давно пропили мозги, либо их не имели никогда и даже не совсем понимали, что я у них спрашиваю. Ясно, что никого из них в том переулке не было, но кто-то же там был? Старик вряд ли сам себе горло перерезал – это я определенно могу сказать.

Первый намек на что-то, имеющее хоть какое-то отношение к следу, был мне дан в виде развалины мужика лет за тридцать – опустившегося, как все они, но не так давно, как его товарищи. Он когда-то работал в аэрокосмической отрасли и был уволен из компании «Боинг» несколько лет назад во время очередного сокращения штатов.

Звали его Ричард. Фамилию он тоже промямлил, и я ее записала, но он не был подозреваемым, и потому я ее не запомнила. А он продолжал с той же интонацией:

– Ну, я зеленый свет увидел.

– Что?

– Ричард. Меня зовут Ричард.

– Да, это я уже поняла. Но вот вы сказали: «зеленый свет»…

– Ага, да. Свет был… ну… оттуда. С ним… ну, знаете? С мертвецом.

Я сказала, что да, знаю. О мертвеце.

– Говорите, был зеленый свет?

– Угу.

Да. Если бы я знала, что придется вот так тащить ответы клещами, стала бы дантистом.

– Вот что, Ричард, вы очень сильно нам поможете в раскрытии убийства, если точно мне расскажете, что вы там видели. Там. В переулке. И что это был за зеленый свет. Понимаете?

Он кивнул, бедняга. Сознаюсь, я ему посочувствовала. Он и правда старался как мог, и мне не хотелось на него давить сильнее, чем это было бы необходимо. Вероятно, подобная сентиментальная привычка сочувствовать людям и не дает мне выбиться в Начальники. Да и ладно. Лейтенант – вполне подходящее звание, чтобы в нем умереть.

– Так а я это, ну…

Он явно засмущался.

– Давайте, Ричард, рассказывайте, смущаться нечего.

– Ну, отливал я там. За углом… в переулке… но за углом, понимаете? Там, где ящики мусорные стоят. И по сторонам не глядел, своим делом занят был, а эти девушки стали петь и смеяться, я услышал и испугался, что сейчас они свернут за угол и увидят меня с этим… то есть с расстегнутыми штанами…

– Зеленый свет, Ричард. Вспомните: зеленый свет.

– Угу, к тому и веду. Я быстро застегнулся, даже обмочил себя малость, обернулся и вдруг увидел зеленый свет… яркий такой… девушки закричали, и послышалась какая-то музыка, вроде как музыка… и вдруг, господи ты боже мой, они и правда громко кричали, и я рванул оттуда, пригнувшись… обежал вокруг мусорки, и прямо к забору… перелез – и к «Миссии», потому что не хотел, чтобы меня притянули, ну потому что…

Он замолчал, а я уронила карандаш и наклонилась его поднять. Он лежал рядом с правой ногой этого Ричарда, и я увидела его обувь. Выпрямившись, я поглядела ему в глаза:

– Но ведь вы туда еще раз вернулись, Ричард?

– Не-не!

Он энергично замотал головой, но я посмотрела на него в упор:

– До приезда полиции? Вы же снова туда вернулись, Ричард?

У него задрожала губа, и мне чертовски жалко стало этого раздолбая. Был чьим-то сыном, чьим-то братом, может, даже чьим-то мужем – до увольнения, и весь провонял дешевым пойлом, и очень боялся.

– Давай, Ричард. Я знаю, что ты вернулся, так что рассказывай, что ты видел еще.

Он что-то тихо-тихо пробормотал,