Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа

– Ты помнишь, что мы должны сдать смету на новый сериал? У нас всего неделя, иначе мы лишимся возможности участвовать в телепроизводстве «Рэтэ» на будущий год.

Ренци мне улыбается.

– Видишь, какой я рассеянный?

Я ничего не говорю.

– Ну хорошо, ты прав. Ты видишь, какой я рассеянный. Я перешел границы. Переходил их и перехожу. Но всему есть предел. Это очень важная встреча. Это будет наш второй сезон сериалов, и он мог бы надолго подтвердить наш профессионализм.

– Я знаю. Потому-то я тебе об этом и напоминаю.

– Я приготовил все документы, мне нужна только смета на съемки в некоторых местах. Она должна быть у меня через два или три дня. К пятнице все будет готово, и я ее передам. Вот увидишь: если все пойдет хорошо, мы снова отпразднуем это у бассейна «Хилтона», на виду у Пирожка, и на этот раз возьмем с собой и Аврору.

Вот именно, Аврора. Я терплю все это прежде всего ради тебя, ради твоего счастья, чтобы ты, глядя на меня, могла улыбаться и не видеть во мне только того, «из-за кого страдала мама».

Возвращаясь домой ночью, я подхожу к ее колыбельке и дышу ею. И только это, судя по всему, меня действительно успокаивает. Вот именно: я чувствую себя лучше, улыбаюсь в темноте комнаты. Потом тихо прикрываю дверь и иду в спальню. Джин под одеялом при свете ночника на тумбочке читает книгу.

– Смотри. – Она показывает мне обложку. – «Тайный язык детей». Ты тоже должен ее прочитать, это важно. Ты даже не представляешь, сколько всего я узнала…

– Я ее прочитаю. Аврора такая красивая, и я хочу понять, как надо поступать, чтобы не ошибиться.

Джин закрывает книгу и кладет ее себе на колени.

– Знаешь, а совсем недавно мне вдруг показалось, что я тебя потеряла. Я не понимала, что происходит, было такое впечатление, что мысль о скором рождении дочки тебя как будто отдаляет…

– Да что ты такое говоришь? Конечно, нет.

– Ты как будто отсутствовал. Ты всегда был где-то далеко, даже если сидел рядом со мной. И сразу же начинал нервничать из-за всякого пустяка.

– Прости меня.

– Нет, наверняка я тоже виновата. Ты этого не знаешь, но, когда ты думаешь, твое лицо принимает самые разные выражения. Я смотрела на тебя, и было понятно, о чем ты думал.

– И о чем я думал?

– Ты страдал. – Потом она начитает смеяться. – Чтобы расшифровать и тебя тоже, должна существовать книга «Тайный язык Стэпа». Уж и не знаю, что бы я узнала…

– Думаю, немного чего. Я и сам никогда ничего не понимал.

Джин улыбается и больше ни о чем меня не спрашивает.

– Я рада, что ты вернулся.

В следующие дни мы добились профессиональных успехов. Мы провели неделю в Мадриде, в студии канала «Теле Трес». Программа отличная, они ее улучшили и, в довершение ко всему, делают нам эксклюзивное предложение: десять наших программ мы должны сделать только с ними, договор на три года, гонорар – пять миллионов евро.

– Нам надо немного подумать.

Переводчица, Эльвира Кортес, молчит, так что я ей это повторяю.

– Простите, вы не могли бы перевести то, что я сказал?

– Да-да, конечно.

Вскоре я слышу эту фразу по-испански и вижу, как генеральный директор мне улыбается:

– Claro que sí.

– Конечно, да, – переводит нам Эльвира Кортес.

Но это мы уже и так это поняли.

Вечером мы в ресторане «Усадьба Сусаны». Нам его посоветовали испанские сценаристы – отличное заведение в нескольких шагах от площади Пуэрта-дель-Соль. Мы берем прекрасный ризотто с кальмарами, с соусом айоли, из чеснока и оливкового масла. И – бутылку галисийского вина «Бурганс Альбариньо», которое мы буквально цедим.

– Неожиданный успех! – Ренци по-настоящему возбужден. – Я бы никогда не поверил, что все это произойдет. За «Футуру»!

Мы чокаемся, а потом нам приносят изумительный хамон иберико, картошку с острым соусом «брава» и жареных кальмаров. Тогда мы берем еще одну бутылку вина «Бурганс Альбариньо».

– Теперь нам осталось только завоевать англосаксонские страны и Америку.

– И всю Южную Америку.

– Да.

Мы чокаемся и грезим наяву. Потом Ренци берет мобильник и смотрит на экран. Может, и он тоже надеется найти какое-нибудь сообщение. Он закрывает телефон и кладет его в карман.

– Знаешь, кого мне очень не хватает? Человека, с которым все это разделить.

– Но я же тут! – шучу я, чтобы рассеять эту неожиданную пьяную меланхолию.

– Спасибо, но ты не в моем вкусе. Мне хотелось бы, чтобы здесь был единственный человек, который делает меня счастливым, единственный, кого бы я хотел видеть здесь, рядом, хоть я и знаю, что этот человек во мне очень обманулся.

Я не знаю, что ему сказать. Я знаю, о ком он говорит. Но это совершенно невозможно: может, это самая сложная история, в которую только можно влипнуть. Абсурдно, но это хуже, чем одержимость Симоне Чивинини Паолой Бельфьоре.

– Ренци, можно я скажу тебе одну вещь?

Он смотрит на меня молча, не зная, разрешить мне это или нет. Думаю, он представляет: то, что я скажу, ему не понравится. Но он отчаянный, так что, в конце концов, он кивает.

– Знаешь, я думаю, она еще очень молодая и сама не знает, чего хочет. Ты же абсолютно в другом состоянии, у тебя другой путь. Человек, который тебе подходит, – это Тереза. Разыщи ее, если еще не слишком поздно. Дания – это было помешательство, развлечение, осознанная ошибка, если хочешь… Ошибка, которую, думаю, ты бы рано или поздно совершил.

Он смеется.

– Завязывай с этим. Не позволяй себе больше эту ненужную слабость, стань снова сильным. Тебе от всего этого только больно, это разъедает твою волю, уверенность, тебя самого, твою душу.

– Даже так?

– Да, это лишает тебя радости жизни, ты не видишь красоты людей, не воспринимаешь их легкости. С ней ты тонешь в какой-то пучине. Ты наслаждался с ней жизнью, она тебе нравилась…

– Очень.

– Ну вот, а теперь хватит. Она будет твоей тогда, когда перестанет тебя связывать, и еще больше твоей, если ты будешь любоваться ею издалека. Ты хорошо провел время, но больше она тебе не сможет ничего дать.

Мы молчим. Потом он мне улыбается.

– Ага, легко сказать.

– Если захочешь, тебе будет легко и сделать.

– А у тебя получилось?

– Нет, но я притворяюсь, что да.

Не успеваю я это сказать, как на меня обрушиваются воспоминания и образы разных времен. Баби – девчонка, и Баби сегодняшняя, женщина, мама, невероятно чувственная. Ее улыбка, смех, ее ноги, губы, наши взгляды, наши соединенные руки, наши тела, наши тела под душем. Баби, невероятно моя. Ее слова, ее признания, ее любовь, объятия, ее смех, когда мы занимались любовью. Баби, Баби, Баби, трижды ты.