Сага о халруджи - Вера Александровна Петрук

а может, его давно съели, оставив только запах. Зато Арлинг обнаружил то, о чем успел позабыть за время загадочного разговора имана с Зерге. Когда пальцы наткнулись на сверток с твердым бруском внутри, он едва не рассмеялся. Судьба была привередливой дамой со странным чувством юмора. Стараясь не шуршать громко бумагой, Регарди потянул носом и едва не задохнулся от сладкого аромата пряностей и орехов. Не удержавшись, он отщипнул кусочек, чувствуя, как лакомство тает на языке чудесным нектаром. Догадаться было не сложно. Это был тот самый шербет, который просил Финеас.

Отломив еще немного сладкой массы, Регарди задумчиво отправил ее в рот. Похоже, сегодняшняя ночь все-таки закончится.

Подхватив пакет с шербетом, он вышел из кладовки, плотно закрыв за собой дверь. В Доме Солнца было тихо, пес давно замолчал, и только ночная птица звала кого-то в ветвях кипариса, шумевшего неподалеку. Дойдя до перил, Арлинг повернулся туда, где, по его мнению, находилась спальня учеников, и зашагал вперед, считая до ста.

Удача продолжала ему благоволить, потому что Дом Утра нашелся сразу, словно час назад никуда и не исчезал со своего места. Курильница почти догорела, однако слабый запах ладана еще витал в воздухе.

Плотно прижимая сверток к груди, Арлинг тщательно отсчитал ступени лестницы и прополз на четвереньках к своему месту. Постель успела остыть, но Регарди обрадовался ей, словно путник, вернувшийся домой после долгого блуждания по миру. Может, так оно и было.

О том, где спал Финеас, мог знать Беркут, но, послушав мерное дыхание соседа, Арлинг решил его не будить. Светок будет хорошо видно, если он положит его в проходе у двери. О его содержимом говорил запах, который благоухающими волнами расплывался по спальне, смешиваясь с ароматом дерева и ладана.

Если бы Регарди спросили, зачем он украл шербет, он бы не смог ответить. Этой ночью у него были только вопросы. В том числе, и к самому себе.

* * *

Арлинг глубоко ошибался, когда думал, что его самые трудные дни остались на улицах Балидета. Школа Белого Петуха оказалась шкатулкой с двойным дном, секрет которой не хотел ему открываться.

На следующий день иман пришел с подарком. В руку Арлинга тяжело опустилась связка незнакомых предметов, нанизанных на нитку.

— Я трудился всю ночь, — торжественно произнес мистик. — Твое лечение начнется с этих бус. Здесь дерево, камень, керамика, стекло… В общем, все, что удалось найти под рукой. Твои пальцы должны привыкнуть к миру и научиться узнавать его. Когда справишься с этими, принесу новые.

Сначала Арлинг решил, что ослышался. В его представлении обретение зрения никак не было связано с кусочками стекла на нитке.

— А как же пилюли? — пробормотал он, обращаясь больше к себе, чем к иману:

— Не торопись, — ответил мистик, усмехнувшись. — Ты к ним еще не готов. Позже, все будет позже.

И он ушел, сказав, что уезжает из города, а за Арлингом оставляет присматривать учеников и слуг. Ни одного лишнего слова. Никаких сомнений и колебаний. Никаких попыток придать смысл очевидной бессмыслице.

Ты сам согласился на это, напомнил себе Регарди, касаясь странных предметов. Они пахли гремучей смесью разных ароматов, которые ничего ему не напоминали. Задумчиво покрутив бусы, Арлинг узнал только дерево и глину, остальной же материал был так причудливо вырезан и скручен, что ему потребовался не один час, чтобы различить ткань в туго скрученном шарике, пахнущем еловыми шишками.

Как оказалось, вопросы и загадки в Школе Белого Петуха были обычным явлением. Их любили все — от учителей до учеников и слуг. Арлинг еще не знал, куда отправится, когда обретет зрение, но был твердо уверен, что его путь будет лежать мимо трех мест: Согдарии, Сикелии и Гургарана.

В Согдарии он родился и прожил восемнадцать лет. Эта страна не могла дать ему ничего кроме боли и горьких воспоминаний. От Сикелии ему нужно было только чудо. Местные обычаи, климат и пища вызывали непонимание, а временами и отвращение. Что касалось Гургарана, то Регарди был уверен, что всеобщий интерес к легендарной стране был вызван человеческой скукой и стремлением к наживе. Исключением был Канцлер, который искал новые земли, чтобы оправдать существование Жестоких. Но это была политика, и как многие другие политические стратегии, ей не мешали глиняные ноги мифа, на которые она опиралась. Нет, сказочные земли политиков он обойдет стороной. Арвакское царство, Самонийские княжества, а может, далекий Тибр, который лежал где-то за Песчаными Странами — вот, куда он пойдет, когда случится чудо. Но интуиция подсказывала, что торопиться с выбором не стоило. Если лечение имана будет похоже на эту игру в бусы, то ему стоило запастись терпением.

Отношения с другими учениками складывались похожим образом: загадочно, запутанно и туманно. И хотя Арлинг не ожидал, что Финеас кинется обнимать его и скажет «Добро пожаловать», он не смог избавиться от чувства досады, когда на следующее утро молодой кучеяр молча поднял подношение и, запихав большой кусок шербета за щеку, принялся будить остальных. На Регарди обратили не больше внимания, чем на муху, которая билась под потолком в тщетных попытках найти выход в большой мир, к солнцу.

Другие ученики повторяли за вожаком за исключением Беркута, который по непонятной причине проникся к Арлингу большой симпатией. И хотя Регарди не мог ответить ему тем же, желание выжить заставило его держаться этого странного кучеяра.

Если иман оставил ему в подарок бусы, то Шолох принес более полезную вещь. Это была удобная трость, которой Арлинг обрадовался, как голодный пес неожиданной подачке. Спотыкаться о каждый камень ему надоело. Однако на этом приятное общение с Беркутом закончилось.

— Будешь сегодня со мной, — деловито заявил мальчишка. — Иман велел мне присматривать за тобой, поэтому придется тебе пожить по моему расписанию. Надеюсь, ты не против.

Арлинг неопределенно хмыкнул, понимая, что выбора у него не было.

Жить по расписанию Беркута оказалось неимоверно скучно. Почти все время они проводили либо в Доме Полдня, где Беркут учил драганский, а Арлинг от безделья крутил свои бусы, либо на площадке за садом, которая называлась «Огненным Кругом» и служила местом для спортивных упражнений. Чем там занимался Шолох, Регарди не знал, но по его крикам, выдохам и, порой, кряхтению мог предположить, что мальчишке приходилось нелегко.

Групповые уроки в школе не практиковались. Учителя обучали учеников по отдельности, однако попытки Арлинга узнать, что именно изучали молодые кучеяры, успехом не увенчались.

— Это ты лучше у имана спроси, — ответил Беркут, сыто рыгнув. Они только что пообедали чем-то пряным и сидели в беседке у Дома Неба, спрятавшись от полуденного солнца.

— У него к каждому свой подход. У нас есть общие предметы, которые мы