Над Тиссой. Горная весна. Дунайские ночи - Александр Авдеенко

На улице Монмартр Чарли ждал неприметный, мышиного цвета, двухместный «ситроен».

Чарли сел за руль, Картера усадил рядом. Миновав Монмартр, выехали на рю Лафайет, свернули налево, выбрались на Большие бульвары и через площадь Звезды и авеню Фош попали на западную окраину Парижа, в Булонский лес.

После жаркой суеты и грохота центральных улиц здесь было тихо и прохладно, как в настоящем лесу. По чистеньким аллеям иногда проносились бесшумные автомобили и автокары с туристами, но они не мешали уединившимся Чарли и Картеру.

Они сидели в кафе Прекатлан, почти пустом в этот час, на открытом дощатом помосте, на берегу темного пруда, Чарли курил, смотрел на воду, а Картер маленькими глотками пил кофе и все еще раздумывал, что делать. Убежать и во всем сознаться в американском посольстве? Рандольф Картер, доверенное лицо «Бизона» оказался старым, еще гитлеровских времен агентом Гелена! Ужасно. Разжалуют, Засудят. И никто не захочет принять во внимание смягчающие вину Картера обстоятельства - молодость, неопытность, ошибки. Изменил! Факт.

Прежде всего Картер решил испытать прочность сетей, в которые шестнадцать лет назад попал. Нет Канариса, нет самого Гитлера и его рейха, а сети уцелели. Предусмотрительный Гелен!

Смертельная опасность не всегда лишает человека силы, разума, воли, находчивости. Наоборот, чаще всего обостряет их. Картер мужественно, глаза в глаза, посмотрел на Чарли.

- Откуда вы так хорошо знаете английский? Да еще особенно английский, с нью-йоркским оттенком? Вы жили в Америке?

- Я родился там.

- Да?

- Но только не в вашей Америке, не в Америке янки. Гораздо южнее.

- В Аргентине?

- Нет.

- Рио-де-Жанейро? Монтевидео?

- Нет. Где-то там, между Панамой, Монтевидео, Сан-Паули, Перу и Гондурасом.

- Благодарю вас за точность.

Последние слова Картер произнес по-немецки. Но собеседник не понял его, переспросил по-английски:

- Что вы сказали?

Картер усмехнулся и перешел на английский.

- Извините, мне показалось… Значит, вы не знаете немецкого?

- К сожалению. Мечтаю овладеть. Простите, кое-что знаю: зер гут. Говорят, очень емкий язык.

- О, еще бы! Язык Шиллера, Гейне, Гёте!.. Простите! Если вы не немец, откуда же вы знаете то, что я написал тогда, в сороковом году.

- Законное любопытство. Пожалуйста, могу удовлетворить. У меня в Бонне, в канцелярии Гелена, есть хорошие бескорыстные друзья. Еще в последний день войны они преподнесли мне в качестве музейного сувенира вашу писанину, как вы изволили выразиться. А я только сейчас решил извлечь пользу из этого подарка. Запоздал!

- У русских на этот случай есть такие слова: «Не любо, не слушай, а врать не мешай!» Не слыхали?

- К сожалению, не довелось. - Чарли вежливо улыбался и размешивал сахар в кофе: - У вас больше нет вопросов, Раф?

- Есть!.. - Картер осторожно поставил легкую, прозрачную, из севрского фарфора чашечку на мраморную плиту, откинулся на гибкую, из нейлоновой веревки спинку стула и очень мирно, почти дружелюбно спросил: - Надеюсь, я могу с вами разговаривать как с высокодоверенным лицом?

- Само собой разумеется.

Картер снисходительно усмехнулся:

- Почему же вы так наивны?

- Да? - удивился Чарли. - Интересно, в чем же это проявилось?

- Неужели вы всерьез надеетесь извлечь какую-нибудь пользу из старой липовой истории? Тогда я был один в Париже, беззащитный, а теперь за мной мощь Штатов.

- Надеюсь! Вполне серьезно. Вы и теперь один и без всякой защиты.

- Глупо, Чарли. Я имею основание полагать, что ваши хозяева гораздо умнее. Вы все знаете обо мне?

- Да, все.

- И вы думаете, что я… Поверили моей фальшивке, рассчитанной только на то, чтобы избежать расстрела, скандала. Я не смерти боялся. Не хотел компрометировать свою страну.

- Слова, слова! «Писанине» поверят больше. - Чарли достал из внутреннего кармана пиджака несколько фотографий размером с почтовую открытку. Это были фотокопии обязательства Картера, данного людям адмирала Канариса. - Вот, полюбуйтесь.

Картер не захотел даже взглянуть на свои грехи молодости.

- Вы опоздали, Чарли. Холостой выстрел. Моему начальству давно известно, что я давал вынужденную подписку работать на немцев.

- Неправда, - мягко заметил Чарли. - Ни в вашем отчете, который вы написали для шефа управления личного состава, ни в протоколах службы расследований, ни в документе, посвященном провалу Картера в Париже в тысяча девятьсот сороковом году, ничего не сказано о вашем обязательстве работать на немцев. И потому, если мы сегодня или завтра пошлем эти документы в Баварию «Бизону»… Впрочем, теперь не пошлем. Подождем, пока он вернется из Вашингтона.

«Знают даже и об этом!» - ужаснулся Картер. Он долго молчал, глядя в пустую кофейную чашку.

Чарли курил и спокойно, вполголоса говорил:

- Вернувшись из Вашингтона, генерал Крапс увидит эти фотокопии. Картер был агентом нацистов! Представляете его гнев?!

Мимо кафе, по взрыхленной дорожке, проложенной вдоль аллеи, мягко протопала копытами золотистая, в белых чулках лошадь. Ею управляла молодая парижанка с коротко, под мальчишку, остриженной головой, в кавалерийских рейтузах, в темной строгой блузке.

Прошумела приземистая, похожая на акулу машина.

Гарсон принес свежий кофе.

На противоположном берегу пруда, на лужайке появилась детвора, бегущая за оранжевым мячом.

Чарли пил кофе, курил и неторопливо озирался, будто ему и в самом деле некуда было спешить, будто отдыхал, а не казнил бывшего агента нацистов.

Картер молча смотрел на него и с каждой секундой все больше и больше ненавидел. Ненавидел его спокойствие. Бесцветные жестокие глаза. Наглый голос. Среди бела дня в Булонском лесу схватил человека за горло и пытает!..

Ненавидел и завидовал. Кто он в самом деле? Нет, не Чарли. И не Жак, хотя превосходно говорит по-английски и по-французски. Где родился? Во имя чего рискует головой? Что делал при Гитлере?

«А что, если я встану и закричу во весь голос: караул, помогите!» - вдруг подумал Картер. Оглянулся, поискал глазами ажана. В кафе по-прежнему было малолюдно, и по аллеям изредка проносились машины.

Чарли только пожал плечами в ответ на беспокойное, явно беспомощное движение своего собеседника.

- Глупо, Рандольф, отчаиваться. Ничего особенного не случилось. Все остается на своих местах. Честь Штатов не пострадает. И ваша. Вы в полной безопасности. Шестнадцать лет американцы не знали о вашем обязательстве и еще двадцать не узнают. Кстати, я хочу сказать, почему мы так долго не напоминали вам о себе. Мы держали вас в резерве, ждали, когда вы сможете оказать нам наиболее важную услугу.