Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков

возятся два наших солдата, но не нашей роты. Любопытство берет верх. Поднимаюсь на вторую ступеньку. Убитый, видно, из начальников, в хорошем обмундировании и в отличных хромовых сапогах. Один сапог уже с ноги снят и валяется здесь же, а над другим возятся двое и стараются его снять. Один из них стоит ногой на коленной чашечке убитого, а другой старается снять сапог. Операция, видимо, нелегкая, у снимающего лицо все мокрое от пота. На меня никакого внимания они не обратили, как будто бы меня и нет. Я хотел дождаться результата всей этой процедуры, но, боясь отстать от цепи, спрыгнул с площадки и быстрым шагом стал догонять свою часть.

Выйдя из станции, мы вышли в открытое поле. Местность медленно поднималась вверх, идти уже было труднее, вдобавок и поле вспаханное. Вдали почти на переломе местности видны окопы. Идем медленно, чувствуется усталость и голод. День клонится уже к концу. Красные близко подпустили нас к своим окопам и встретили ураганным ружейным и пулеметным огнем. Цепь без всякой команды залегла. Чтобы заставить себя встать, надо было проявить большое усилие воли над самим собой. Не успели залечь, как уже слышно по цепи:

– Кто отдал команду «стой»? Встать! Встать, вперед! Вперед! – идет из уст в уста.

Стали подниматься, ускорили шаг. Вправо послышалось глухое «Ура!», которое быстро приближается к нам. Уже гремит «Ура!» по всей цепи. Даже крик не смог заглушить трескотню выстрелов и жужжание пуль. На бруствере окопа стали появляться одинокие фигуры, а потом появилась вся их масса. У меня создалось впечатление, что они ждут нас. В действительности получилось обратное. Они обратились в паническое бегство.

Я так устал от бега, что решил остановиться и с колена начал стрелять по убегающему противнику. Но видно, что моя стрельба была безрезультатна. Пуля первого выстрела зарылась в землю недалеко от меня. Выпустил еще четыре патрона и уже старался целиться как следует. После встал и поплелся в окоп. Но каково же было мое удивление, когда я увидел, что окопы были вырыта для встречи противника с противоположной стороны, а не с той, откуда наступали мы. Окопы были глубиной в полроста, но благодаря тому, что брустверы окопов были насыпаны в ту сторону, где теперь были красные, они полностью укрывали стрелка. На дне окопа были рассыпаны патроны, много пустых гильз и валялся кавалерийский русский карабин, а недалеко от карабина – ящик от патронов, наполненный сливочным маслом. Я был весьма рад находке карабина. Давнишняя моя мечта иметь карабин исполнилась, но оказалось, что карабин-то мексиканский. Не нравился он мне: во-первых – ограниченное количество патронов; во-вторых – на его затворе была крышка, вроде затворной накладки, и в ее пазах легко накапливалась грязь и пыль, и благодаря этому при стрельбе приходилось применять силу для открытия и закрытия затвора.

Долго блаженствовать в окопе с моим трофеем не пришлось, так как бронепоезд красных вошел нам во фланг и открыл огонь из всех пулеметов вдоль окопов. Думаю, что буду прав, если скажу, что мы стали не отступать из окопов, а просто получилось беспорядочное бегство – кто кого обгонит. Полному бегству препятствовало вспаханное поле. Вижу, с каким трудом пулеметчики тянули «максим» по вспаханному полю.

– Эй, стой! Куда бежать?! – раздалась команда ротного командира и наших взводных офицеров 6-й роты. – Назад в окопы!

И мы тем же быстрым темпом благополучно вернулись с «максимом» в окопы.

Не успели отдышаться, как слева передают:

– Передай: ваш левый фланг обходит противник.

На левом фланге была 7-я рота. День кончился, были уже полусумерки, и мне почему-то казалось, что бой закончен. Но было получено приказание: 3-му и 4-му взводам нашей роты передвинуться на левый фланг.

«Какой там дьявол нас обходит?» – иду и бурчу себе под нос от злости, что не дали нам отдохнуть. Не суждено нам было добраться до левого фланга. Красные перешли в наступление. Подпустили мы их на близкое расстояние и встретили таким сосредоточенным и метким огнем, что их наступление захлебнулось. Мы же перешли в контратаку, и здесь я убедился в силе нашего огня. По всему полю лежали раненые и убитые, разбросанные шинели, полушубки, папахи, винтовки, – в общем все то, что препятствовало бегству. Преследовали мы их до полной темноты. Затем получили приказание стягиваться к полотну железной дороги. Не было ни шуток, ни разговоров, каждый шел понуря голову, со своими тяжелыми думами. Поздно вечером мы вошли в Кореновскую.

Почти на самой ее окраине наша 6-я рота, пулеметчики и 7-я рота расположились в клубе «Общества приказчиков». Название мне почему-то показалось странным. Не мог я потом выяснить, действительно ли это был клуб приказчиков или кто-либо подшутил, назвав его так. Во всяком случае, это было хорошо обставленное помещение с большим залом и сценой и разными другими комнатами. В бильярдной комнате один из бильярдов был занят любителями бильярдной игры, и на нем катали шары. Второй бильярд был занят пулеметчиками, которые, привинтив к нему свои машинки для набивки лент, набивали их патронами. Наша 6-я рота заняла большую залу, а я с другом забрался в комнату наподобие гостиной. Правда, все места, где можно было лечь, уже оказались заняты. Пришлось из стульев смастерить себе постель, и, забравшись на свое незавидное ложе, положив под головы папахи, заснули мы сном праведников.

Бой кончен. Кореновская у нас в руках.

Усть-Лабинская

После ночного перехода из станицы Кореновской подошли к станице Усть-Лабинской. Не помню точно, но кажется мне, что наш полк находился в главных силах. Вышли из колонны обоза и не останавливаясь двинулись вперед.

На подступах к станице бой уже завязался. Мы вышли в открытую местность и, малым полуоборотом вправо, рассыпались в цепь. Ночной переход дает себя чувствовать, идем медленно. Станция осталась слева от нас, и там, видно, дело серьезное, судя по артиллерийскому и ружейному огню.

Не доходя до станицы, мы были встречены ружейным огнем, беспорядочным и редким. Сразу чувствовалось, что залегший противник не был серьезный. Продвигаясь вперед без всякого выстрела, мы подошли к брошенным ими окопам. Это были просто-напросто вырытые ямы разной глубины для одного человека каждая.

Вошли мы в станицу, на улицах никого, станица словно вымерла. Кругом тишина, даже жуть берет, только редкий сухой треск ружейного выстрела нарушает это жуткое безмолвие. Цепь наша как-то расстроилась, мы – пять человек со взводным – попали в одну из улиц и двинулись по ней. Идем наугад, куда – и сами не знаем, ибо никто из нас не имел