Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру

упорство таких людей, и они просили пощады.

Бернье шел перед нами с опущенной головой, словно обвиняемый, которому предстоит держать ответ перед судьями. Придя в комнату Рультабийля, мы предложили привратнику сесть; я зажег лампу.

Набивая трубку, молодой журналист молча смотрел на Бернье, – по-видимому, он хотел узнать по лицу старика, насколько тот откровенен. Затем он нахмурился, глаза его засверкали, и, выпустив несколько клубов дыма, он спросил:

– Итак, Бернье, как произошло убийство?

Бернье покачал большой, как у всех пикардийцев, головой:

– Я поклялся ничего не говорить. Я ничего не знаю, сударь. Честное слово, ничего.

– Тогда расскажите то, чего не знаете, – посоветовал Рультабийль. – Если вы, Бернье, не расскажете мне то, чего не знаете, я ни за что не отвечаю.

– За что вы, сударь, не отвечаете?

– За вашу безопасность, Бернье…

– За мою безопасность? Но я же ничего не сделал.

– Не отвечаю за нашу общую безопасность, за нашу жизнь! – закончил Рультабийль и, поднявшись, прошелся по комнате; за это время он явно успел произвести в уме несколько алгебраических операций. – Итак, он был в Квадратной башне?

– Да, – кивнул Бернье.

– Где? В спальне Старого Боба?

– Нет, – отрицательно покачал головой Бернье.

– Спрятался у вас в привратницкой?

– Нет, – снова покачал головой Бернье.

– Вот как! Так где же он был? Не в комнатах же господина и госпожи Дарзак?

– Да, – кивнул Бернье.

– Мерзавец! – прошипел Рультабийль и вцепился Бернье в глотку.

Я поспешил привратнику на помощь и вырвал его из цепких рук Рультабийля. Немного придя в себя, Бернье прошептал:

– Что с вами, господин Рультабийль? Почему вы хотели меня задушить?

– И вы еще спрашиваете, Бернье? И вы признаете, что он находился в комнатах господина и госпожи Дарзак? А кто же его туда впустил, если не вы? Ведь когда хозяев нет, единственный ключ – у вас.

Сильно побледнев, Бернье встал:

– Вы обвиняете меня, господин Рультабийль, в том, что я сообщник Ларсана?

– Я запрещаю вам произносить это имя! – вскричал репортер. – Вам прекрасно известно, что Ларсан мертв, и давно!

– Давно! – с иронией повторил Бернье. – Верно, я и забыл! Если ты предан хозяевам, если ты сражаешься за них, нужно забыть даже, с кем сражаешься. Прошу прощения!

– Послушайте, Бернье, я знаю и ценю вас. Вы добрый малый. Я обвиняю вас не в предательстве, а в небрежности.

– В небрежности?! – воскликнул Бернье, и его бледное лицо побагровело. – В небрежности?! Да я из привратницкой и коридора ни на шаг. Ключ все время был при мне, и, клянусь вам, после вашего посещения в пять часов в комнаты никто не заходил, кроме господина Робера и госпожи Дарзак. Я, конечно, не считаю тот раз, когда вы с господином Сенклером заходили около шести.

– Вот как! – отозвался Рультабийль. – Не хотите ли вы, чтобы я поверил, что этого типа – мы ведь забыли, как его зовут, не так ли, Бернье? – этого, скажем так, человека убили в комнатах супругов Дарзак, когда его там не было?

– Нет! Могу вас уверить, он там был.

– Да, но как он туда попал? Вот о чем я вас спрашиваю, Бернье. И вы один можете ответить на этот вопрос: ведь когда господина Дарзака не было, ключ находился у вас; когда же ключ был у него, он не выходил из комнаты, а спрятаться там в его присутствии никто не мог.

– Вот в этом-то и загвоздка, сударь. И господина Дарзака это просто поставило в тупик. И я ответил ему так же, как вам: в этом-то и загвоздка.

– Когда мы с господином Сенклером и господином Дарзаком вышли около четверти седьмого из его комнаты, вы сразу же заперли дверь?

– Да, сударь.

– А когда вы отпирали ее снова?

– Единственный раз, вечером, когда впускал господина и госпожу Дарзак. Господин Дарзак только что пришел, а госпожа Дарзак некоторое время до этого сидела в гостиной господина Боба, откуда как раз вышел господин Сенклер. Они встретились в коридоре, и я отпер им дверь. Вот и все. Как только они вошли, я услышал, что дверь заперли на задвижку.

– Значит, между четвертью седьмого и этим моментом вы дверь не отпирали?

– Ни разу.

– А где вы были все это время?

– Перед дверью в привратницкую, наблюдал за дверью в комнаты. В половине седьмого мы даже там с женой пообедали – прямо в коридоре, за маленьким столиком. Дверь в башню была открыта, и нам показалось, что в коридоре посветлее и повеселее. После обеда я стоял на пороге привратницкой, курил и болтал с женой. Мы разместились так, что, даже если бы захотели, не смогли бы не видеть дверь в комнату господина Дарзака. Это какая-то тайна – еще более невероятная, чем тайна Желтой комнаты! Там не было известно, что произошло раньше. Но здесь-то, сударь, здесь-то! Что было раньше – известно, потому что в пять часов вы сами побывали в комнатах и убедились, что там никого нет; известно и все, что было затем, – или ключ был у меня в кармане, или господин Дарзак был в комнате. Он ведь сразу увидел бы, что дверь открывается и входит убийца, да и я постоянно был в коридоре и следил за дверью. Никто незаметно пройти не мог. Что было потом – тоже известно. Да и никакого «потом» не было – просто погиб человек. Но, значит, он там был? Вот в чем загвоздка.

– А между пятью часами и минутой, когда случилась драма, вы точно не уходили из коридора?

– Честное слово, не уходил!

– Вы в этом уверены? – продолжал настаивать Рультабийль.

– Ах, извините, сударь! В какой-то момент вы меня позвали.

– Ладно, Бернье. Я просто хотел выяснить, помните ли вы об этом.

– Но это длилось одну-две минуты, а господин Дарзак был тогда у себя и не выходил. Здесь какая-то тайна!

– Откуда вы знаете, что в течение этих двух минут он не выходил?

– Черт побери, да если бы он вышел, моя жена, сидевшая в привратницкой, сразу бы его увидела. И потом, это бы все объясняло, и ни он, ни госпожа Дарзак так не удивлялись бы. Мне ведь пришлось повторить ему несколько раз: вплоть до его возвращения вечером вместе с госпожою Дарзак никто, кроме него в пять часов и вас – в шесть, в комнату не заходил. Он так же, как вы, все не хотел мне верить. Я поклялся ему в этом над телом мертвеца.

– Где был мертвец?

– У него в комнате.

– Человек этот точно был мертв?

– Нет, он еще дышал. Я слышал.

– Значит, это был