Новичок. История тайного оружия - Лев Федоров

Ни одно из этих веществ не называлось «Новичок». В лучшем случае «Новичок-1», «Новичок -2» и т. п. Можно предположить, что так назывались вещества, работа с которыми была признана перспективной. Остальные вещества порой даже не имели собственных имен. Так же нужно учитывать тот факт, что в процессе исследований название вещества могло меняться. Например, слезоточивые агенты, известные на Западе как CS и CR, в рабочих тетрадях указывались как вещество 65 и вещество 74. Но они же в письмах должны были быть обозначены как вещество К-410 и К-444. Каждый год менялись названия программ. Одна из причин – требования режима секретности. Да и при принятии на вооружения военными ему присваивали новое название.

Первые пострадавшие от «Новичка»

В 1982 году на 23-летнем лейтенанте Владимире Петренко, служившем на секретном объекте в Шиханах Саратовской области, в течение восьми дней испытывали химическое оружие. Вот как описал это в 1992 году.

«Специальной защитной тканью мне обвязали голову – маска закрывала все, кроме носа и рта. Я должен был просунуть лицо в окно прозрачной камеры и дышать по команде. Затем произвели пуск отравляющих веществ. Сразу же сперло дыхание, как будто ударили или разом выкачали воздух из легких. Инстинктивно я старался делать небольшие вдохи, но мне сказали: «Все нормально, Володя, дыши глубже». Это длилось секунд 30».

Поясним, что речь идет о допороговых зонах: хотя видимые поражения не наступают, последствия таких испытаний предсказать невозможно. Случай Петренко уникален: факт эксперимента был подтвержден в суде. В 90-е годы военнослужащий подал иск о компенсации вреда здоровью, его дело несколько раз рассматривали Саратовский областной и Верховный суды, которые в результате сочли, что опыт не нанес никакого вреда. Но признавать факт нанесения вреда здоровью Верховный суд отказался.

«Суд исходил из того, что заболевание имелось у истца до его прибытия к прохождению службы в войсковую часть, его доводы о причинении вреда здоровью в ходе эксперимента в 1982 году подтверждения не нашли… В связи с изложенным следует признать правильными выводы Саратовского областного суда о том, что вред здоровью истца причинен не в ходе проведения эксперимента в 1982 году и после проведения эксперимента он не нуждался в медицинской помощи и реабилитации», – говорится в определении Верховного суда, определение от 7 марта 2002 года.

Владимир Петренко – не единственный, на ком испытывали фосфорорганические отравляющие соединения. В материалах суда говорится, что эксперимент проводился в отношении многих военнослужащих.

«Воздействие таких же концентраций при тех же временных сроках контакта с веществом подвергались также лица, которые в настоящее время продолжают нести службу и не предъявляют никаких жалоб на состояние своего здоровья», – говорил в 1993 году подполковник медслужбы Поспелов, отвечая на вопросы прокурора, копия объяснений от 25 января 1993. В эксперименте, по его словам, участвовала еще и контрольная группа: ее членам фактически дали подышать плацебо – они не подвергались воздействию вещества, но не знали об этом.

Сам Владимир Петренко утверждал, что в испытаниях кроме него, участвовало не меньше 40 офицеров. Участие в эксперименте оплачивалось отдельно. В ведомости он насчитал не меньше 40 фамилий[6].

В мае 1987 года в лаборатории ГосНИИОХТ в Москве химик Андрей Железняков проводил очередной опыт с веществом А-232 («Новичок-5»), которое было синтезировано в начале восьмидесятых годов. Из-за неисправности вытяжки во время испытаний небольшое количество активного вещества попало в воздух и вызвало отравление. Сам Железняков так описал свои ощущения: «У меня перед глазами появились круги – красные и оранжевые. В ушах звенело, я задержал дыхание. Я ощутил страх, как будто что-то должно было произойти. Я сел на стул и сказал ребятам: „Я влип“». Железнякову был введен антидот, после чего начальник сказал ему идти домой. По дороге домой его состояние стало ухудшаться, возле площади Ильича у него начались яркие галлюцинации, показалось, что церковь «начала сиять и затем распалась на кусочки». После этого он потерял сознание и был доставлен в Институт Склифосовского. Прибывшие туда сотрудники КГБ взяли с врача приёмного отделения подписку о неразглашении и заявили, что Железняков «съел плохие сосиски». Врачам пришлось догадываться, чем именно отравился Железняков. Ему назначили лечение атропином. Железняков пришёл в сознание только через десять дней и ещё восемь дней после этого пролежал в реанимации. Несмотря на лечение, у него развился токсический гепатит, позднее переросший в цирроз печени, он начал терять способность ходить, развилась слабость рук, неспособность читать и концентрировать внимание, эпилепсия, депрессия. Через несколько месяцев его состояние улучшилось, но в целом он так и не смог восстановиться и не смог вернуться к работе. Болезнь печени, слабость, эпилептические припадки и неврит тройничного нерва продолжали его преследовать. Железнякову была назначена специальная государственная пенсия. Спустя 5 лет, в 1992 году, он скончался от инсульта[7].

1 августа 1995 года один из богатейших людей Росси Иван Кивелиди был отравлен в своём служебном кабинете в офисе Росбизнесбанка на Мытной улице путём нанесения на слуховую мембрану трубки стационарного телефона отравляющего вещества. Яд накапливался постепенно: каждый раз, когда жертва говорила с кем-то по телефону, мембрана вибрировала и микроскопические частицы отравляющего вещества через поры кожи проникали в организм. Кивелиди впал в кому из-за отказа почек, был госпитализирован в реанимацию Центральной клинической больницы. У Кивелиди были больные почки – острейшие колики с обмороками с ним случались и раньше – к тому же он был хронический гипертоник, и врачи поначалу подозревали у него обширный инсульт. Находящемуся в тяжёлом состоянии больному неожиданно стало лучше, когда ему закапали атропин, чтобы посмотреть глазное дно: дело в том, что атропин является частичным антидотом к фосфорорганическим соединениям. 4 августа Кивелиди, не приходя в сознание, скончался.

2 августа 1995 года в Первую градскую больницу Москвы с похожими симптомами доставили 30—35-летнюю секретаря-референта Кивелиди Зару Исмаилову, которая к телефону не прикасалась, а только вытирала пыль в кабинете шефа. У неё были судороги и нарушение кровообращения, она теряла сознание. 2 августа в 6 часов утра Исмаилова умерла, перед смертью успев сообщить, что «с ней произошло то же самое, что и с Кивелиди». У обоих погибших наблюдались схожие симптомы: резкое обострение всех их хронических заболеваний со стремительной генерализацией процесса по всему организму. Тело Зары Исмаиловой отправили в морг, но патологоанатом Иосиф Ласкавый отказался вскрывать труп, несмотря на давление московской прокуратуры, а на истории болезни написал: «Имеются признаки отравления неизвестным ядом». В таких случаях вскрытие должны проводить в судебно-медицинском морге. Эксперты сначала предположили поражение солями кадмия, но затем обнаружили тот же яд, что и у её шефа.