Возвращение из Трапезунда - Кир Булычев

— Зачем? — спросил Андрей.

— Затем, что я хочу жениться, купить небольшое имение, чтобы хозяйствовать со своей будущей супругой. Я, милостивый государь, из крестьян, я люблю землю более, чем историю.

— Странно, — сказал Андрей, краем глаза видя, как Российский поднимается с тюка и медленно, подобно собирателю бабочек, крадется к зданию пакгауза, стоящему в нескольких метрах.

— Что странно?

— В России идет революция. Многие люди полагают, что вообще надо разделаться со всеми помещиками, отнять имения и все разделить поровну. Солдаты бунтуют, а вы рассуждаете так, словно ничего не произойдет.

— Если я буду думать о дурном, — возразил крестьянский сын, — то я опущу руки и стану ждать смерти. А это мне не свойственно. Вы знаете, кто мой любимый писатель?

— Нет.

— Могли бы и догадаться — Максим Горький. И не его книжки — Бог с ними, с его книжками, в них он часто выступает слюнтяем и интеллигентом. Меня он интересует как фигура, как человек, сделавший сам себя. Без помощи покровителя или общества. Я ощущаю родство с ним. Он бы меня понял.

Подошел очередной грек. Иван Иванович заговорил с ним по-гречески, и довольно бегло притом, затем вытащил из бездонной сумы пакет, перевязанный бечевкой, за что получил от грека иной формы сверток. Потом грек раскрыл бумажник черной кожи и, пересчитав, вручил Ивану Ивановичу целую пачку незнакомых на вид денег.

Пока шел обмен пакетами и деньгами, Андрей поднялся и пошел к началу улицы, ведшей от пирса. Он сразу увидел кофейню «Синдбад» и деревянный фрегат над запертой дверью. Видно, было еще рано. Андрей подошел к Российскому, сидевшему на корточках перед сложенной из каменных плит стеной пакгауза.

— Что вы нашли? — спросил Андрей.

— Да вы посмотрите, студент! — ответил Российский, не оборачиваясь. — Это же греческая надпись десятого века. Именно десятого века, и скорее всего — первой половины.

— Это редкость? — спросил Андрей, боясь спугнуть ту творческую углубленность, что владела Российским.

— Это большая редкость. Трапезундская империя упрочилась здесь в начале тринадцатого века, до того это была глухая византийская провинция. Я не знаю другой надписи десятого века из этих мест. Вот только сохранность… — Российский кончиками пальцев погладил стертые буквы.

— Вижу, надпись нашли, — сказал, подходя, Иван Иванович. — Здесь их тысячи. Сначала христиане уничтожали храмы римской эры, используя камень для своих построек, затем их дома, дворцы и церкви с таким же энтузиазмом крушили турки. Чудо, что здесь что-то осталось.

— Выгодно продали? — не без сарказма, как ему показалось, спросил Андрей.

— Весьма выгодно, — добродушно ответил Иван Иванович.

— А что здесь идет? — спросил вдруг Российский, выпрямляясь и почесывая острую бородку.

— Мы вывозим отсюда хороший табак, — с готовностью ответил Иван Иванович. — Он хорошо идет у нас. А еще лучше — опиум.

— Опиум? — удивился Андрей. — Для медиков?

— Есть люди, которые курят опиум.

— Но это опасно, — сказал Андрей. — Может образоваться вредная привычка.

Он пользовался сведениями из журнала «Вокруг света».

— Неизбежно, — сказал Российский. — И человек чахнет, не в силах существовать без этого зелья. А это уже распространено в России?

— Пороки гнездятся повсюду, — уклончиво ответил Иван Иванович. — Пошли к нашим вещам — к ним подкрадываются байстрюки!

Размахивая торбочкой на веревочной ручке, Иван Иванович побежал к экспедиционному багажу, звуками изображая сразу паровоз и стреляющую картечью батарею.

От кучи вещей, подобно тараканам, беззвучно кинулись в разные стороны оборванные портовые мальчишки. Иван Иванович подобрал с земли камень и со злостью запустил вслед воришкам. Камень попал одному из них в ногу, тот завопил и начал сильно прихрамывать.

— Ну зачем вы так! — сказал Андрей.

— Ничего нельзя оставить, ни на секунду, — проворчал Иван Иванович. — Ну вот… — Он показал, что один из вьюков был вспорот и оттуда наполовину вытащен рулон парусины.

— А что же им нужно от нас? — спросил Российский, имея в виду международную торговлю, а не воришек.

— Массу вещей из тех, что цивилизованная европейская страна может подарить своему отсталому восточному соседу. — Он вытащил из кармана тесных гимназических брюк дешевые стальные часы на цепочке и принялся крутить их на пальце. — И так далее, — сказал он, — и прочее.

Из-за края пакгауза завороженно смотрели на часы мальчишки.

Потом они исчезли, и показалась повозка — на более высоких колесах, чем Андрей привык в России. В ней сидели Авдеевы и подполковник в черной кожаной тужурке с серебряными погонами военного медика.

— Ого, — сказал с уважением Иван Иванович, — кого подцепили!

— А кого? — спросил Андрей.

— Подполковник Метелкин — главный ветеринар Трапезундского участка. Фигура. Подозреваю, что ваш профессор поэнергичнее нашего.

— Это наша жена поэнергичнее, — сказал Российский.

— Мальчики! — крикнула княгиня Ольга. — Все в порядке!

Когда пролетка остановилась и фатоватый подполковник Метелкин, с вожделением обозревая зрелые формы профессорши, помог ей сойти на землю, княгиня Ольга объяснила, что все члены экспедиции будут размещены в лучших номерах гостиницы «Галата», за что экспедиция и русская археологическая наука должны быть по гроб жизни благодарны Илье Евстафьевичу, который был так любезен и так далее…

— Я преклоняюсь, — прошептал на ухо Андрею Иван Иванович, — там не смог устроиться даже генерал-майор Зайнчковский. Только Метелкин… — И он развел ручищами.

Профессор Авдеев был и рад победе археологии, и смущен нескрываемым восхищением, с которым Метелкин обращался к его жене. Так что он сразу направился к багажу, давая лишние указания сбежавшимся грузчикам. Это вызвало беспорядок в их толпе, так что в конце концов и грузчиками занялся подполковник Метелкин.

Подполковник Метелкин был образцом стареющего светского льва. Он был крайне высок ростом, его маленькая голова с пышными усами была всегда чуть откинута, узкие плечи отведены назад, небольшой, твердый на вид живот существовал как бы самостоятельно в виде авангардного отряда. Длинные ноги подполковник ставил по-балетному, но с ухарским вывертом, так что сапоги его находились в сложном движении и всегда излучали сияние. Волосы подполковника были расчесаны на замечательный пробор и чуть вились, а взгляд был с такой поволокой, что вызывал дрожь в некоторых дамах.

С археологами, которых представила ему княгиня Ольга, подполковник был снисходительно вежлив, дав Российскому и возникшему неизвестно откуда Теме Карасю подержать свою узкую мягкую кисть. Но когда княгиня Ольга произнесла: «А это Андрей Берестов, младший, но далеко не последний сотрудник нашей экспедиции…» — подполковник вдруг замедлил движение руки и, откинув еще более голову, принялся изучать Андрея столь бесцеремонно, что тому стало не по себе.