«Фрам» в Полярном море - Фритьоф Нансен

Взобравшись на торос для определения долготы, я увидел невдалеке и самую воду. С более высокого падуна (обломка глетчера), лежавшего чуть подальше, можно было рассмотреть, что она простирается по направлению к мысу, находящемуся на юго-западе. Хотя ветер принял более западное направление, все же мы надеялись проплыть вдоль кромки льда под парусами, а поэтому решили подойти к воде наикратчайшим путем.

Вскоре были уже там, куда стремились; вот, наконец, опять перед нами расстилалась голубая водная поверхность. Не теряя времени связали вместе наши каяки, подняли паруса и пустились в плаванье. Надежды не обманули нас: каяки прекрасно шли под парусом в течение всего дня. Временами ветер так свежел и каяки с такой силой рассекали волны, что их заливало водой. Но мы двигались вперед, а раз так – что за беда, если и промокнем немножко!

Вскоре миновали мыс, к которому направлялись[392], и здесь увидели, что земля поворачивает на запад. Кромка не взломанного берегового припая простиралась в том же направлении, и впереди была чистая вода. В отличном настроении поплыли дальше вдоль кромки. Наконец-то мы на южной стороне той земли, вдоль берегов которой пришлось идти столько времени и на которой провели долгую зиму».

Более чем когда-либо меня поражало то, что этот южный берег отлично согласовался с очертанием берега Земли Франца-Иосифа на карте Лей-Смита и вообще окрестностями его зимовья. Но я вспомнил карту Пайера и отбросил эту мысль.

Вечером пристали к кромке льда, чтобы немного поразмять ноги, – они совсем затекли от сиденья в каяке в течение целого дня. Да кроме того, хотелось бросить взгляд на запад, посмотреть, каков там путь. При высадке возник вопрос о том, чем закрепить наши драгоценные суда.

– Возьмем один из ремней, – сказал стоявший на льду Иохансен.

– А выдержит ли он?

– Ну, как же! Он мне все время служил фалом для прикрепления паруса к нартам, – ответил Иохансен.

– Ну, да и много ли нужно, чтобы удержать эти легкие каяки? – согласился я, немного стыдясь своей излишней боязливости, и закрепил каяки самодельным брасом, или, проще говоря, ремнем, вырезанным из сырой моржовой шкуры.

Мы походили некоторое время взад и вперед по льду возле каяков. Ветер немного стих и стал еще более западным; сомнительно было, удастся ли использовать его в дальнейшем. Взобрались на один из ближайших торосов, чтобы решить этот вопрос. Вдруг Иохансен вскрикнул: «Каяки уносит!» Оба мы со всех ног бросились вниз. Но каяки отплыли уже довольно далеко и быстро удалялись: ремень наш лопнул. «Держи часы! – крикнул я, сунул часы Иохансену и побежал быстро, как только мог, сбрасывая с себя на бегу одежду, чтобы легче было плыть.

Снять с себя все я, однако, не рискнул, боясь закоченеть. Я прыгнул в воду и поплыл. Ветер дул со льда и без труда уносил легкие каяки с их высокими снастями. Они отошли уже далеко и с каждой минутой уплывали дальше. Вода была холодна как лед, плыть в одежде было очень тяжело, а каяки все несло и несло ветром куда быстрее, чем я мог плыть. Казалось более чем сомнительным, чтобы мне удалось их догнать. Но вместе с каяками уплывали все наши надежды: все наше достояние было сложено в каяках, мы не взяли с собою даже ножа. Так не все равно: пойду ли я, окоченев, ко дну или же вернусь назад без каяков?

Я напрягал все силы; устав, перевернулся и поплыл на спине. Видно было, как Иохансен беспокойно ходит взад и вперед по льдине. Бедняга! Он не мог устоять на месте и был в отчаянии оттого, что сам ничего не мог предпринять. Он мало надеялся, что мне удастся поймать каяки, но чем бы он помог, бросившись вслед за мной в воду?

Потом он говорил, что худших минут никогда не переживал. Я же, вновь перевернувшись, увидел, что расстояние между мной и каяками сокращается; это придало бодрости, и я приналег с новыми силами. С каждой минутой, однако, руки и ноги коченели, теряли чувствительность, я понимал, что скоро уже не в силах буду двигать ими. Но теперь уже было не так далеко. Только бы выдержать еще немного, и мы будем спасены… И я держался.

Слабее и слабее становились удары, но расстояние тоже сокращалось. Забрезжила надежда, что я поймаю каяки. Вот наконец я мог достать одну из лыж, лежавшую поперек кормы. Я ухватился за нее, подтянулся к краю каяка и подумал: «Мы спасены!»

Затем я попытался влезть в каяк, но закоченевшее тело не слушалось меня. Было мгновенье, когда мелькнуло в голове: «Все-таки слишком поздно; я плыл в такую даль напрасно – мне не влезть в каяк». Но через несколько секунд удалось-таки закинуть одну ногу за край стоявших на палубе нарт и кое-как вскарабкаться наверх. И вот я в каяке. Тело закоченело до такой степени, что я почти не в силах был грести. Да и нелегко было одному действовать веслом в связанных вместе каяках.

Но и развязывать их не было времени. Я бы, наверное, окончательно замерз, прежде чем справился бы с этим делом. Оставалось грести изо всех сил, чтобы согреться, и я стал понемногу продвигаться против ветра к краю льда. Холод, казалось, лишил тело чувствительности, но когда налетали шквалы ветра, меня сквозь тонкую мокрую шерстяную фуфайку пронизывало насквозь. Я дрожал и стучал зубами, готовый потерять сознание, но продолжал все же работать веслом, смутно понимая, что смогу согреться к тому времени, когда пристану ко льду.

Впереди я заметил на воде двух кайр. Мысль раздобыть птицу на ужин была слишком соблазнительна; мы уже ощущали недостаток в пище. Я достал ружье и уложил птиц одним выстрелом. Иохансен, как он потом рассказывал, вздрогнул при звуке выстрела, он не мог сообразить, что там сталось со мной, и подумал, что произошло несчастье. Когда же он увидел, что я заворачиваю и вылавливаю птиц, то решил, что я рехнулся. Наконец удалось дотянуть до кромки льда, но течением каяки отнесло далеко от того места, где мы пристали раньше.

К счастью, прибежал Иохансен, он прыгнул в другой каяк, и вскоре мы подплыли к нужному месту. С большим трудом я выбрался на лед. Пока Иохансен стаскивал с меня мокрую одежду и натягивал на меня те немногие сухие вещи, которые еще оставались в запасе, я переминался с ноги на ногу, дрожа всем телом. Потом он разостлал на льду спальный мешок, и я заполз в него как можно глубже. Поверх мешка Иохансен набросил парус и все, что только мог найти, стараясь получше укрыть меня от холодного ветра.

Долго я лежал так, содрогаясь от холода, пока мало-помалу по телу не стала разливаться теплота. Тем временем Иохансен устанавливал палатку и готовил ужин из кайр. А я мирно заснул. Иохансен дал мне спокойно выспаться. Когда я проснулся, ужин давно был готов и подогревался на огне. Кайры и горячий суп скоро изгладили последние следы купания в ледяной воде.

Так как приливное течение было в этом месте весьма стремительно, а попутного ветра, который позволил бы идти под парусом, не было, пришлось выжидать смены течения (чтобы не идти против него). Лишь поздним вечером следующего дня опять тронулись дальше. Шли на веслах довольно быстро до самого утра (14 июня), когда подплыли к большим залежкам моржей на льду.