Империй. Люструм. Диктатор - Роберт Харрис

процессии, семеро детей Митридата и одна из его сестер. Тысячи римлян на Бычьем форуме и в Большом цирке веселились и бросали в них куски навоза и комья земли — ко времени выхода на Священную дорогу все пленники выглядели как ожившие глиняные статуи. Здесь, под наблюдением палача и его помощников, они ждали и тряслись от страха за свою участь. Шум, шедший от Триумфальной арки, возвестил о том, что их покоритель наконец въехал в город. Цицерон тоже ждал, вместе с другими сенаторами, у входа в здание сената. Я находился на противоположной стороне форума и, когда участники шествия проходили между нами, порой терял его из виду среди всех этих излияний величия. Тут были телеги с восковыми табличками, где подробно описывались покоренные Помпеем страны — Албания, Сирия, Палестина, Аравия и так далее, — а за ними следовало около восьмисот оправленных в бронзу корабельных таранов, снятых с кораблей, которые Помпей отобрал у пиратов. На повозках лежали горы доспехов, щитов и оружия, захваченных у Митридата. Далее маршировали ветераны Помпея, хором распевавшие непристойные стихи о своем начальнике, и, наконец, на форум выехал сам Помпей на своей украшенной драгоценными камнями колеснице, в пурпурной тоге, расшитой золотыми звездами и накрытой плащом Александра. Позади него стоял раб, обязанный непрерывно повторять на ухо Помпею, что он — «просто человек», и не более того. Я не завидовал бедняге; было видно, что он выводит Помпея из себя, и, как только возница остановил колесницу перед Карцером, Великий Человек столкнул несчастного с помоста и повернул свое выкрашенное красным лицо к грязной толпе пленников:

— Я, Помпей Великий, покоритель трехсот двадцати четырех народов, получивший право казнить и миловать от сената и граждан Рима, объявляю, что вы, как подданные Римской империи, должны немедленно… — он помолчал, — быть прощены и отправлены в те земли, где вы родились. Идите и расскажите всему миру о моем милосердии.

Это было так же великолепно, как и неожиданно, потому что у Помпея в юности была кличка «Мясник» и он редко проявлял такое великодушие. Сначала собравшиеся выглядели разочарованными, а затем раздались рукоплескания; пленники, после того как им перевели слова Помпея, протянули к нему руки, прославляя его на чужеземных языках. Полководец принял изъявления благодарности, крутанув рукой, потом спрыгнул с колесницы и направился к Капитолию, где должен был совершить жертвоприношение. Сенаторы, включая Цицерона, последовали за ним, и я был готов поступить так же, когда сделал удивительное открытие.

Шествие завершилось, повозки с доспехами и оружием стали покидать форум, и я в первый раз увидел эти мечи и ножи вблизи. Я плохо разбираюсь в оружии, но даже я понял, что эти новые клинки с изогнутыми восточными лезвиями и непонятными гравировками точно такие же, как те, которые я осматривал в доме Цетега накануне его казни. Я сделал шаг вперед, чтобы взять один из мечей и показать его Цицерону, но легионер, охранявший повозку, грубо приказал мне убираться. Я уже собирался сказать ему, кто я такой и зачем мне это нужно, но, к счастью, передумал. Без лишних слов я повернулся и отошел в сторону, а когда оглянулся, увидел, что легионер провожает меня подозрительным взглядом.

Цицерон должен был присутствовать на большом пиршестве, которое давал Помпей после жертвоприношения, и вернулся домой поздно вечером — в плохом настроении, что случалось всякий раз, когда он проводил слишком много времени в обществе полководца. Он был удивлен, что я жду его, и внимательно выслушал рассказ о моем открытии. Я был очень горд своей проницательностью и ожидал, что он поблагодарит меня. Вместо этого он вдруг сильно рассердился:

— Хочешь сказать, Помпей посылал оружие, захваченное у Митридата, чтобы вооружить заговорщиков Катилины?

— Я знаю только, что сами клинки и клейма были такими же.

— Это слова предателя! Ты не смеешь так говорить! — прервал меня Цицерон. — Ты же видел, как могуществен Помпей. Не смей больше упоминать об этом, слышишь?

— Прости, — сказал я, задохнувшись от смущения, — мне очень жаль.

— А кроме того, как Помпей смог бы доставить их в Рим? Он же был очень далеко отсюда.

— Может быть, их привез Метелл Непот.

— Иди спать. Ты говоришь глупости.

Но, очевидно, хозяин думал об этом всю ночь — наутро его отношение к случившемуся изменилось.

— Думаю, ты прав, говоря, что оружие принадлежало Митридату. В конце концов, они захватили все, что было у царя, и вполне возможно, что Непот привез часть этого в Рим. Но это не значит, что Помпей серьезно помогал Катилине.

— Конечно нет, — согласился я.

— Это было бы слишком ужасно. Ведь те клинки предназначались для того, чтобы перерезать мне горло.

— Помпей никогда не сделал бы ничего, способного причинить вред тебе или государству.

На следующий день Помпей пригласил Цицерона к себе.

Повелитель Земли и Воды расположился в своем старом доме на Эсквилинском холме. За лето его сильно перестроили. Десятки таранов с пиратских кораблей украшали стены. Некоторые были отлиты из бронзы в виде головы Медузы горгоны. Другие были усеяны мордами и рогами диких животных. Цицерон до этого не видел их и теперь рассматривал с неудовольствием.

— Представь, что тебе пришлось бы спать здесь каждую ночь, — сказал он, пока мы ждали, когда откроют ворота. — Это выглядит как гробница фараона.

И с тех пор хозяин в частных беседах нередко называл Помпея Фараоном.

Перед домом стояла большая толпа людей, восхищенно оглядывавших его. Приемные комнаты были заполнены теми, кто надеялся воспользоваться щедротами хозяина. Здесь были разорившиеся сенаторы, готовые продать свои голоса, деловые люди, рассчитывавшие уговорить Помпея вложиться в их предприятия, владельцы кораблей, объездчики лошадей, ювелиры и просто попрошайки, надеявшиеся разжалобить полководца своими историями. Они проводили нас завистливыми взглядами, когда нас провели мимо них в большой внутренний покой. В одном его углу стоял портновский истукан в триумфальной тоге Помпея и плаще Александра, в другом — большой бюст Помпея, сделанный из жемчуга, который я видел во время шествия. В середине комнаты, на двух козлах, располагалась модель громадного скопления зданий, над которой стоял Помпей, держа в каждой руке по небольшому деревянному храму. Позади Помпея стояли люди и, видимо, с нетерпением ждали его решения.

— А, — сказал он, подняв глаза, — вот и Цицерон. Он умный малый, со своим мнением. Как ты думаешь, Цицерон? Мне построить здесь три храма или четыре?

— Я всегда строю по четыре храма, — ответил Цицерон, — если хватает места.

— Отличный совет, — воскликнул Помпей. — Так пусть их будет четыре. — И он поставил модели в ряд под рукоплескания собравшихся. — Позже