Нью-Йорк - Эдвард Резерфорд

– Ноги у меня еще ходят, – возразила старая леди. – А я хочу взглянуть на этот читальный зал, о котором столько разговоров. – (Читальный зал на третьем этаже растянулся почти на сто ярдов по всей длине здания.) – Я помню, как побывала здесь, когда позади еще стоял Кристалл-Палас.

– Я знаю, – ответила Мэри.

Подъем занял время, но они все же дошли до читального зала, а в нем благоговейно притихли. Он уходил вдаль, напоминая бесконечный ватиканский коридор.

– Да уж, велик, – изрекла Хетти.

– Не отнимешь, – откликнулась Мэри.

– Надеюсь, – сказала Хетти, обводя взглядом ряды столов, – что они найдут и столько же любителей чтения. Я-то в библиотеках засыпаю, а ты?

– Вообще в них не бываю, – призналась Мэри.

– Места для сна предостаточно. Пойдем-ка вниз.

Они медленно вышли и спустились по ступеням на Пятую авеню. День выдался ясный.

– Хорошо, что я это увидела, – сказала Хетти, – но лучше бы мне пойти домой. Я немного устала. – Она остановилась, а Мэри принялась высматривать такси. – Я говорила тебе, что муж сделал мне здесь предложение, когда еще только построили резервуар?

– Да, – улыбнулась Мэри.

– Замечательный был день.

– Надо думать.

Тут Хетти вдруг охнула.

– Что случилось? – встрепенулась Мэри.

Но Хетти не ответила. Она пошатнулась, как от удара.

– Вам плохо?

Но не успела Мэри договорить, как Хетти начала валиться. Мэри попыталась ее удержать, но не сумела, и Хетти рухнула наземь.

По чистому везению мимо них проходил мальчишка, чистильщик обуви. Он бросил свои вещи и метнулся на помощь. Он поднял Хетти и, пока Мэри поддерживала ее, остановил такси и помог Мэри усадить старуху, так как та была без сознания, после чего спросил, не нужно ли их проводить.

– О, это будет очень любезно, – ответила Мэри.

Мальчик положил вещи на пол, Мэри велела ехать по Пятой авеню, и через миг они тронулись путь. У Хетти открылся рот, ее затрясло. Мальчик подался вперед и неуклюже усадил ее в углу поудобнее.

– Грамерси-парк, – сказал он шоферу.

– Откуда ты знаешь? – спросила Мэри.

– Бывал там, – ответил паренек.

Тут Мэри сообразила, где его видела.

– Да ты же брат той девушки-итальянки, что несколько месяцев назад пришла на ланч! Твоя сестра ведь работает на фабрике «Трайангл»?

Мальчик ничего не сказал. И Мэри вспомнила о страшной трагедии, которая случилась там в марте. Про тот ужасный пожар. Разразился большой скандал: погибло сто сорок человек – в основном работавшие там еврейские девушки.

– Надеюсь, твоя сестра не пострадала? – тревожно осведомилась она.

Сальваторе Карузо ответил не сразу. Он смотрел на старуху. В отличие от Мэри, он понял, что Хетти Мастер сию минуту умерла. Этой милой леди и без него хватит горя.

– У нее все отлично, – сказал он.

1917 год

Соединенные Штаты Америки уже больше века держались в стороне от трагических распрей и недомыслия Старого Света. Три года назад, когда европейские государства, застрявшие в хитросплетении соперничества и альянсов, развязали Великую войну, Уильям и Роуз Мастер, как и большинство здравомыслящих американцев, понадеялись, что их страна не ввяжется в бессмысленную ссору. И какое-то время казалось, что так и будет.

Нужно ли было вмешиваться со стратегической точки зрения? Ничуть. Может быть, взыграли высокие чувства? Хотя большинство американцев считали свою страну преимущественно английской, потомков колонистов-немцев среди них было больше, чем ирландцев и англичан. Да и британцев не слишком жаловали в 1917 году. Британия жестоко подавила Пасхальное восстание[63]и этим взбесила как минимум американских ирландцев, а от британской морской блокады пострадало бессчетное количество американских судов. Президент Вудро Вильсон, который по-прежнему симпатизировал британцам, направил им продовольствие. Но большинство людей продолжало держаться мнения, что если европейцам угодно рвать друг друга в клочья, то на здоровье. Не нужно впутываться в заморские дела.

В итоге Америку втянула в войну Германия. До недавних пор Вильсону удавалось держать нейтралитет и как-то договариваться с немцами. Когда их подлодки потопили «Лузитанию» с американскими гражданами на борту, он заявил протест, и германское командование прекратило подводную войну. Однако сейчас все изменилось. Немцы повели себя гнусно: видя, что Россия скатывается в хаос, а Британия чуть ли не голодает, они вообразили, будто способны победить последним рывком. Немецкие субмарины внезапно возобновили боевые действия. Германия заявила президенту Вильсону: «Поскольку ваши корабли доставляют в Британию продовольствие, мы будем торпедировать все американские суда без разбора». Неслыханно оскорбив Соединенные Штаты, германские представители даже призвали Мексику: «Атакуйте Америку, и мы поможем вернуть Техас, Нью-Мексико и Аризону».

После этого война стала неизбежной. Началась широкая мобилизация, и немцам вскоре предстояло узнать, что значит связываться со свободным народом, живущим через Атлантику. Уильям и Роуз Мастер еще на минувшей неделе прошлись по Пятой авеню до Вашингтон-сквер-парка, чтобы взглянуть на большой костер, на которой какие-то ушлые молодые люди сжигали чучело германского кайзера.

До сих пор далекий европейский конфликт не сильно затрагивал семью Мастер. Более того, Уильям Мастер с удивлением обнаружил, что неплохо на нем заработал. В 1914 году Фондовая биржа на несколько месяцев закрылась, зато развился рынок облигаций военного займа, а вскоре начались и массовые поставки для воюющих европейских стран. Американская промышленность была на подъеме. Генри Форд наладил массовый выпуск автомобилей на своих новых конвейерах.

Фактически самой большой и сиюминутной головной болью Уильяма и Роуз был их сын Чарли.

Спасибо, что он хоть не значился в призывных списках. Уже кое-что. Майскому призыву 1917 года подлежали только мужчины в возрасте от двадцати одного до тридцати одного года. Но Чарли давал родителям и массу других поводов для беспокойства.

Роуз расстроилась, когда Чарли отказался от Гарварда и предпочел Колумбийский университет.

– Ему нравится жить в Нью-Йорке, – заступился Уильям.

– Я знаю, – ответила она. – Это-то меня и тревожит. – Помимо того что Гарвард был Гарвардом, она считала, что в Бостоне поспокойнее. – Я только боюсь, как бы он не попал в дурную компанию.

Он и попал. Еще до начала учебы Чарли проявил преждевременный интерес к ночной жизни большого города. Он растворялся то в театральном округе, то в Гринвич-Виллидже, и никто не знал, где его искать. Не раз возвращался пьяным.