Ореховый посох - Джей Гордон

Это сказал Гарек. Он был бледен, лицо его покрывали крупные капли пота. Но руки молодого лучника не дрожали, когда он, вынув из каждого колчана по две стрелы, воткнул их меж досками пола, чтоб были под рукой.

— Да нет, Гарек, время у нас пока еще есть. — Стивен уже успел сложить разрозненные части только что возникшей в его мозгу головоломки и теперь хотел убедиться, что это сработает. — Повернись-ка, — велел он Гареку, — быстро!

Гарек с любопытством на него глянул, но подчинился. А Стивен, почти не глядя на него, полностью сосредоточился на своем посохе. Он почти что кожей ощущал затаенный страх и незащищенность Гарека. Он должен был помочь ему победить в предстоящей схватке, должен! Посох быстро оживал в его руках и уже слегка обжигал кончики пальцев. Стивен быстро коснулся концом посоха колчанов Гарека, как всегда висевших у него за плечами, чувствуя, как туда устремилась магическая сила.

— Боги! — воскликнул Гарек. — Что это было? Стивен не ответил, но, когда Гарек снова повернулся к нему, было ясно, что он все понял.

— Да, — прошептал Гарек, — я сразу почувствовал... — Он поколебался и спросил: — А с луком ты тоже такое сделаешь?

— Не знаю, получится ли, но давай попробуем.

Стивен провел концом посоха по розовому дереву лука, и отчаяние в глазах Гарека сменилось грозной решимостью.

«Приносящий Смерть!»

Гарек прищурился, стиснул зубы и принялся вытаскивать стрелы из колчанов и втыкать их в щели между досками: десять стрел у окна, десять в углу, десять у очага. Помещение было довольно тесным, но если пошевеливаться, можно будет стрелять достаточно быстро и точно.

— Пусть идут, — сказал он, втыкая последнюю стрелу в широкий деревянный порожек у выхода в коридор. — Мои стрелы мне всегда помогали. Именно это Лессек и хотел мне сказать. И дело не в том, что я поднялся на гору Пророка, а в том, что мы были там вместе.

— Да. — Стивен тоже почувствовал, как растет его уверенность в себе. — Пусть идут.

Он далее удивился тому, что больше совсем не испытывает страха.

Стивен ожидал, что руки и ноги перестанут его слушаться, что сам он не в силах будет сосредоточиться, однако ему удалось победить этот страх, направить его в другое русло, превратить его в решимость сражаться до победы, действовать быстро и ловко, убивать без колебания, но и не забывая о сострадании. Он вспомнил, как выполз однажды ночью через заднее окошко «Паба Оуэна», чтобы избежать драки с каким-то пьяным; казалось, это было целую вечность назад. Теперь же ему предстоял бой с целой армией смертоносных призраков; любой из них мог одним прикосновением убить его, но он не боялся.

— Мы еще непременно встретимся с тобой, Нерак! — прошептал он. — Если ты причинишь зло Ханне, Марку, Бринн, Гареку или Лахпу, я заставлю тебя тысячекратно расплатиться за это. — Он поймал взгляд Гарека и сказал уже в полный голос: — Удачи тебе!

— И тебе! — откликнулся Гарек.

А уже в следующее мгновение призраки пошли на приступ.

Две элдарнские луны поднялись над землей почти напротив друг друга — одна на севере, другая на юге, — и море сразу успокоилось. Легкий юго-западный ветерок надувал паруса малакасийской шхуны «Фалканская танцовщица», совершавшей каботажное плавание близ ронского побережья, но порой паруса начинали хлопать — их тревожил порывистый ветер, долетавший с пражских утесов, видневшихся далеко на западе. В неярком свете южной луны купец Карпелло Джакс, толстый, потный, с носом, более всего напоминавшим крупную картофелину неправильной формы, спорил с Карном и Ралой о том, как быть с двумя пленниками, крепко прикованными цепью в трюме.

Карпелло не имел ни малейшего желания появляться в Ориндейле без столь необходимого принцу Малагону талисмана и все пытался убедить серонов еще до прихода в порт прикончить этих людей, оказавшихся совершенно бесполезными. Он рассчитывал на большую милость, если скажет Малагону, что пленных убили при попытке к бегству. Ведь привезти их в Ориндейл живыми и объяснить, что они просто-напросто отказались говорить, где находится пресловутый ключ, означало лишний раз признать свою слабость, а фалканскому купцу совсем не хотелось выглядеть перед своим правителем слабаком.

Но Карн и Рала были с ним не согласны. Если Лахпу и остальным серонам из их отряда не удалось отыскать ключ и они перебили тех спутников Гилмора, что еще оставались в живых, то эти двое — их единственная надежда на спасение, а потому их следует непременно оставить в живых, и пусть принц Малагон сам решает, как с ними быть дальше.

— У вас же есть оправдание, — холодно возражал Карпелло, — и потом, Малагон уже завладел вашими душами. — Прикрывая нос вышитым шелковым платком, он про себя молил богов, чтобы ветер подул посильнее и унес в море отвратительный запах серонов. — А моя душа — это совсем другое дело, я вовсе не намерен отдавать ее вашему хозяину.

— Не, — решительно заявила Рала. — Два жив. Ориндейл.

Карн поддержал ее энергичным кивком.

— В таком случае мои дорогие вонючие друзья, — развел руками купец, — я предлагаю пока отложить этот разговор и снова попытаться разговорить пленных. До Ориндейла нам еще плыть да плыть, может, все-таки удастся заставить их открыть рот.

Карн снова энергично кивнул. По крайней мере, эта идея была ему явно по вкусу.

* * *

Пока на палубе решался вопрос о том, оставят ли их в живых, Версен и Брексан тоже обсуждали свои возможности и свое ближайшее будущее. Брексан догадывалась, что вскоре их подвергнут жестоким допросам.

— Они не могут вернуться в Малакасию с пустыми руками, — сказала она. — И я совершенно уверена: если твоим друзьям удалось спастись из лап этого ублюдка Лахпа, то нам придется несладко.

Никто из них, разумеется, понятия не имел о том, что через пол-авена после того, как их взяли в плен и увели, стая греттанов, точно зубастый и клыкастый смерч, разметала отряд Лахпа, уничтожив большую часть тех, кто еще оставался в живых.

— Боюсь, ты права, — вздохнул Версен. — Если не считать того, что они использовали алмора, чтобы помешать нам бежать, обращались они с нами, в общем, не так уж и плохо. До Ориндейла, правда, еще далеко, но рано ли поздно они решат, что наше молчание им надоело.

Прикованные цепями за кисти рук, они сидели напротив друг друга, соприкасаясь ногами в узком пространстве трюма. Естественный свет сюда не проникал, и постоянная тьма тяжко давила на обоих. Версен, которому никогда прежде не доводилось в должной мере оценить силу человеческого прикосновения, страстно мечтал о том, чтобы не прерывался этот телесный контакт с молодой женщиной, сидящей так близко и в то же время такой далекой.

Единственным утешением обоим сейчас служило соприкосновение их ступней, но ни тот ни другой не сказал об этом ни слова, словно следуя некоему молчаливому соглашению: «Не отодвигайся и не убирай ноги. Это нужно нам обоим. Ничего, мы выберемся. А пока хорошо, что мы хотя бы можем касаться друг друга».