Н. С. Хрущев. Воспоминания. Время. Люди. Власть. В 2 книгах. Книга 2 - Никита Хрущев

Мы знали за ним «грех»: он иной раз при выпивке может вести себя несдержанно. Я с ним по этому вопросу уже объяснялся раньше. Он как-то пришел ко мне и пожаловался: «Не пускают меня за границу. А мне нужно съездить в Норвегию (кажется, получил туда приглашение). Нет, не пускают никуда!» Я сказал ему: «Не пускают не потому, что не доверяют политически, а потому, что не уверены, что не споткнешься и тем самым нанесешь урон не только себе, но всей нашей стране». Тогда он мне дал честное слово держаться, и мы его выпустили. Он побывал в Англии, Швеции, Норвегии, Финляндии. Никаких замечаний от посла (а в таких случаях всегда доносят) о его промашках не было. Авторитет Шолохова стоял высоко как внутри страны, так и за границей, его произведения звучали по всему миру уже много лет, и мы были довольны.

Приближался момент отъезда. Встал вопрос: как добираться? Кораблем? Слишком долго. Подумали о самолете. Единственный самолет, которым можно без посадки преодолеть расстояние Москва – Вашингтон, это Ту-114[556]. Он был сконструирован Андреем Николаевичем Туполевым[557], академиком, великим гражданином и замечательным конструктором, но еще не вполне облетан. На нем пока мало летали. Возникали иногда какие-то неполадки, вызывавшие беспокойство: можно ли на нем надежно лететь? Однако других подходящих средств мы не имели. Если полететь на Ил-18[558], то придется с посадками. Можно было воспользоваться также иностранным самолетом. Или же кораблем с пересадкой: на Ил-18 прилететь в Лондон либо в Париж, а там пересесть на корабль, который ходит между Европой и Америкой. Но нам хотелось, чтобы правительственная делегация СССР прибыла в США на своем самолете и чтобы он произвел впечатление. Ty-114 именно и был по тому времени таким самолетом, лучшим по вместительности, дальности и скорости. Он производил сильное впечатление в техническом, инженерном мире, не говоря уже об обывателях.

В ходе беседы с Туполевым он сказал мне: «Я абсолютно уверен, что никаких происшествий не будет. Самолет вполне надежен и выдержит нагрузку. Разрешите мне послать людей, которые при необходимости смогут что-то предпринять на месте. Я настолько уверен в самолете, что просил бы вас разрешить полететь с командой летчиков моему сыну Алексею Андреевичу»[559]. Я ответил: «Ну, что же, лучшего мне и желать нечего. Считаю, что Алеша (так я его называл) будет не только гарантией (хотя мне не понадобится заложник: если случится катастрофа, то какая разница?), но, если возникнут неожиданности, может оказаться полезным». Он работал рядом с отцом и отлично знал систему этого самолета. Ему тоже хотелось полететь. Да и Андрею Николаевичу было желательно, чтобы сын повидал США, хоть одним глазом.

Мы тогда чрезвычайно плохо знали Соединенные Штаты Америки. И не только руководители, которые были по горло заняты внутренними вопросами. Что касается внешних проблем, то мы занимались главным образом вопросами войны и мира и еще в какой-то степени теми странами, с которыми торговали. Нас интересовало, что мы могли купить. Другие же вопросы мы знали плохо. Например, при рассмотрении протокола нашего приема мы прочли, что такие-то дни и столько-то времени отводятся для встречи с президентом Эйзенхауэром в Кэмп-Дэвиде. Я не смог получить у нас разъяснения, что такое Кэмп-Дэвид. Сейчас это покажется смешным, а тогда это был для нас вопрос. Что же такое Кэмп-Дэвид? Я начал спрашивать в Министерстве иностранных дел СССР. Уж кому-кому, а им надо такие вещи знать. «Не знаем», – отвечают. Тогда я приказал запросить наше посольство, что такое Кэмп-Дэвид. Может быть, место, куда приглашают людей, которые не внушают доверия? Вроде какого-то карантинного учреждения. Так что там только президент и будет со мной встречаться. Получается дискриминация: почему не в Вашингтоне, а в Кэмп-Дэвиде? Сейчас мне не только смешно, но и немножко стыдно.

В конце концов мы разобрались, что это загородная резиденция президента. Построил ее Франклин Рузвельт во время второй мировой войны и выезжал туда, когда не мог далеко отлучиться от Вашингтона. Эйзенхауэр, когда он пришел в Белый дом, назвал эту загородную резиденцию именем своего внука Дэвида. Оказывается, то была особая честь гостю, когда президент приглашал его побыть за городом в личной резиденции, чтобы никакие другие люди и дела не отвлекали. Там можно свободно вести беседы, интересующие обе стороны.

Вот видите, как мы тогда боялись, что нас могут унизить. Помню, когда устанавливались первые контакты с буржуазным миром, советскую делегацию пригласили провести переговоры на Принцевых островах[560]. В те времена в газетах так писали о Принцевых островах: это место, где собирают бездомных собак. Их туда якобы свозят, и там они доживают свой век. Одним словом, выбирается место, которым подчеркивается дискриминация приглашенного государства. Так было в первые годы после революции, когда у нас шла Гражданская война, Советская власть твердо установилась, и буржуазный мир вынужден был считаться с существованием нового государства. Надо было идти на какие-то контакты, но они оставались довольно непрочными, и на них шли с оглядкой.