Искры - Раффи

редко встречался с ним, а при встречах Каро постоянно бывал задумчив. Я был в недоумении. Прошел месяц, два, целый год — от Каро никаких вестей. Мы считали его погибшим. Но мистер Фишер был спокоен. Вдруг получаю от Каро письмо. И подумайте, откуда? Из Южной Америки! Тысячи извинений, что покинул нас, не простившись. Письмо чрезвычайно обрадовало меня. Пишет, что отправился на юг для изучения фермерских, сельскохозяйственных предприятий и для обследования условий жизни рабочих. Поступил к одному богатому землевладельцу в качестве управляющего, под рукой у него несколько сот рабочих. Когда я сообщил об этом мистеру Фишеру, он со свойственной ему доброй улыбкой ответил: «Каро хотел всему научиться, все испытать — ведь родине необходимо это!»

О письме я не обмолвился Саго ни единым словом. Не знаю, получил ли он также письмо, только я стал примечать, что он в каком-то особом настроении. Все время в разъездах, неделями отсутствует из Нью-Йорка. «Куда тебя нелегкая носит?» — однажды спросил я его. — «Изучаю жизнь американских переселенцев», — ответил он. — «Да ведь об этом написано сотни книг, можешь прочитать!» — «Книги читать хорошо, но совсем другое дело — видеть все собственными глазами». — «Наконец, объясни мне, в чем твоя конечная цель?» — спросил я, обиженный его скрытностью. Он отвечал довольно холодно: «Разве тебе неизвестно, что армяне любят переселяться, что переселенчество в жизни нашего народа — явление историческое, имевшее место во все времена, продолжается оно и теперь. А потому, разве не следует изучать условия и следствия хороших и дурных сторон его. Где же возможно более основательно изучить все это, как не здесь, в обширной стране переселенцев?»

В ответном письме я предупредил Каро, что он не оправдает надежд наших благодетелей — охотника Аво и мистера Фишера, если не вернется на родину и не использует приобретенных им знаний на пользу народа. Видимо, мое письмо оказало на него воздействие. Не прошло и месяца, как он появился в Нью-Йорке на радость друзьям. Но это был не прежний Каро. Я видел его зачастую задумчивым, чем-то взволнованным и молчаливым. Что произошло с ним? Об этом — он ни полслова! Казалось, он старался избегать меня, встречался лишь с Рафаэлом и Саго. Однажды они втроем зашли ко мне. Я тотчас же смекнул, что это не спроста. С минуту помолчали… «Мы уезжаем», — сказал Каро. — «Куда?» — удивился я — «На родину. Довольно, сколько пробыли здесь!» «Чему могли, они уже научились, — подумал я, — останься в Америке дольше, быть может, их захлестнет другое течение». Поэтому я одобрил их решение. — «А мистер Фишер знает?» — спросил я. — «Знает», — ответил Каро. — «А ты не поедешь с нами?» Я объяснил, что до окончания медицинского факультета остается целый год и потому не могу выехать с ними. — «А каким путем думаете вернуться?» — «Тем же путем, каким и приехали!» — отвечал таинственно Каро. — «Стало быть, через Индию и Афганистан?» — «Да», — ответил Каро.

Неделю спустя, в одной из гостиниц Нью-Йорка состоялся прощальный обед. Вокруг стола собрались усыновившие нас семьи, среди них и мистер Фишер. Восторгу старика не было границ. Сегодня он посылал в далекую Азию плоды своих трудов. По одну сторону стола сидели отъезжающие — Каро, Саго и Рафаэл. Я поместился рядом с мистером Фишером. Сестра благодетельницы Каро заказала из сахара и конфет какую-то пирамиду — библейскую эмблему, возвышавшуюся посреди стола. Тостам и благопожеланиям не было конца! В последний раз заставили нас спеть песнь армянского странника. Обед закончился речью мистера Фишера. Пояснив высокое значение науки, он обратился к отъезжающим, напомнил — какие обязанности лежат на них по отношению к науке и к тому народу, к которому они едут. Каро в ответной речи, от имени товарищей, дал торжественную клятву, что они и сам он всегда будут верны науке и оправдают надежды своих благодетелей. По окончании обеда все присутствовавшие отправились в экипажах на вокзал и там расцеловались на прощанье. Поезд тронулся, отъезжавшие, стоя у окон, махали шляпами, а девушки-американки еще долго стояли на платформе и посылали им привет платками.

Наши молодые друзья оставили по себе хорошее воспоминание. Семьи, где они вращались, искренно привязались к ним, они не забывали юношей, вспоминали их слова, вспоминали песню армянского странника и постоянно спрашивали, не получаю ли я от них писем. Но прошли месяцы, целый год — я не имел от них вестей. Я уже закончил учение и собирался вернуться на родину, как получил от Рафаэла из Батавии письмо, — не письмо, а большое послание. Не могу описать, с какой грустью прочитал я послание друга: будущность моих товарищей показалась мне навсегда испорченной. Но прежде, чем познакомить тебя с содержанием письма, Фархат, расскажу небольшой эпизод, чтоб яснее понять все. Ты, конечно, помнишь из моего рассказа, что мы по пути в Америку проезжали через Афганистан. В окрестностях Кабула, в пустыне, нам повстречался табор армян-кочевников из нескольких сот семейств. Они жили в передвижных камышовых шатрах. Когда же отправлялись дальше, шатры взваливали на спины вьючных животных. Этот бродячий народ так сильно заинтересовал нас, в особенности мистера Фишера, что мы провели в таборе целую неделю среди людей гостеприимных, веселых, беспечных и простых. В пустыни Афганистана они переехали из окрестностей Исфагани, где они подвергались преследованиям. Говорили на чистом армянском языке, сохранили григорианскую веру, возили с собой передвижную церковь и священников. Трудно установить, с какого именно времени и вследствие каких исторических обстоятельств они начали бродячий образ жизни, ясно было одно: в течение столетий они вполне усвоили все привычки и обычаи цыган. Каро прямо-таки влюбился в них! Нам с большим трудом удалось заставить его расстаться с ними. Вот эти армяне-кочевники и явились главной темой письма Рафаэла.

Я с напряженным вниманием слушал Аслана. Он посмотрел на часы и продолжал:

— Приехав в Индию, Каро и его товарищи забывают о данном ими в Нью-Йорке торжественном обещании, увлекаются совершенно иными идеями. Они первым делом приезжают на остров Яву в Батавию, где проживала мать Рафаэля и eго родственники. Тут находилось много богатых армян-промышленников и землевладельцев, имевших сахарные плантации и заводы. Они были из тех переселенцев, которых угнал из Армении в Исфагань царь Шах-Абас; в начале XVIII века они из Исфагани переселились на остров Яву. Кроме Батавии, армяне-переселенцы проживали и в других городах Явы: в Сурбае, Чрибоне, Тгале, Баниумасе, Джпара, Смаранде и др., а также и в Голландской Индии, занимаясь возделыванием земли. Живя вдали от Армении, они сохранили горячую