Реликвии и сокровища французских королей - Сергей Нечаев

Ошибка приемных братьев Жанны маловероятна. Вывод Режин Перну о том, что они рассчитывали «использовать эту авантюристку, чтобы выпросить у короля денег и попытаться обогатиться за ее счет», — всего лишь простое предположение. Довод о том, что, например, брат Пьер, схваченный вместе с Жанной в Компьене и долгое время находившийся в плену у англичан, получил от герцога Орлеанского вознаграждение, ровным счетом ни о чем не говорит, кроме того, что бывшему пленнику был возмещен моральный и материальный ущерб.

Важно другое: сразу после своего появления в Лотарингии Жанна поспешила связаться со знавшими ее с рождения людьми. Со стороны самозванки это был бы излишне смелый шаг, если не предполагать, что он не был сделан в результате предварительной договоренности, которой, впрочем, нет никаких свидетельств. Что касается многочисленных жителей Орлеана, то с их стороны вообще трудно обнаружить мотивы для соучастия в обмане.

В своей книге «Была ли сожжена Жанна д’Арк?» Жан Гримо делает вывод:

«Отношение Робера де Армуаза и всей его родни, хорошо известной в Лотарингии, дары, преподнесенные братьям дю Лис, высокие почести, которыми их удостоили, и невозможность массовой галлюцинации у жителей Орлеана — все эти бесспорные факты начисто опровергают точку зрения тех, кто считает Жанну де Армуаз самозванкой. Летопись настоятеля церкви Сен-Тибо, архивы Орлеанской крепости, нотариально заверенные бумаги — все это есть единое и нерушимое доказательство подлинности ее личности; все это с лихвой перевешивает любые предположения, основанные на вероятности».

Но, как известно, на каждую гипотезу всегда найдется своя контргипотеза. Против книги Жана Гримо и его последователей в газетах и журналах тут же стали появляться статьи многочисленных сторонников официальной версии истории о Жанне д’Арк. Наиболее активно протестовали Морис Гарсон, Филипп Эрланже, Шарль Самаран и, конечно же, признанный лидер традиционалистов Режин Перну.

Их соображения были просты до неприличия: все это «псевдодоказательства», все эти доводы «не отличаются оригинальностью и повторяют друг друга» и т. д. и т. п. Что же касается многочисленных признаний подлинности Жанны, то, по мнению традиционалистов, во всех подобных историях самозванцев всегда встречали с распростертыми объятиями. Так было в случае со лже-Уорвиками, Лжедмитриями и лже-Людовиками. Но как же быть с тем, что «самозванку» признали ее родные? А на это есть цитата из Анатоля Франса:

«Они верили в это, потому что им очень хотелось, чтобы это было именно так».

«Научный» же подход Режин Перну вообще удивляет своей непробиваемостью:

«Все доводы псевдоисториков не заслуживают того, чтобы на них долго останавливаться».

Вот так! Не больше и не меньше! И никаких пояснений, кого считать псевдоисториками. Наверное, всех тех, чье мнение хоть чем-то отличается от общепринятого…

* * *

Окрыленная орлеанским триумфом, в 1440 году Жанна отправилась в Париж. Орлеан Орлеаном, но все же это — глубокая провинция, а Париж — это Париж. Фактически это была попытка полной, можно сказать, общенациональной «реставрации» Жанны д’Арк.

Цель этой поездки очевидна: Жанна мечтала занять причитающееся ей законное место подле брата-короля. Но вот вопрос: а нужна ли была такая «реставрация» Карлу VII? С его точки зрения, Жанна уже давно выполнила свою функцию, и ее появление в Париже казалось ему крайне нежелательным. Зачем делиться с кем-то славой? Ведь это только те, кто ничего не имеет, готовы делиться с другими…

Парижский парламент, а в то время это было только судебное учреждение, получив указание короля, предпринял меры, чтобы не допустить такого же восторженного приема Жанны, как это было в Орлеане.

А лучше, если вообще не допустить приема, и сделать это было не так уж и сложно. Еще по пути в столицу Жанна была задержана и под охраной доставлена в парламент. Париж — это не провинциальный Орлеан, здесь Жанну лично почти никто не знал, и рассчитывать ей было не на кого. Одного разговора «с пристрастием» оказалось достаточно, чтобы Жанна поняла, что идея триумфального въезда в Париж была не самой удачной. Как того и потребовал парламент, Жанна объявила себя самозванкой. Мол, извините, бес попутал…

А что ей еще оставалось делать?

Историки Роже Сензиг и Марсель Гэ в своей книге «Дело Жанны д’Арк» пишут:

«Жанна де Армуаз была обвинена в обмане и клевете […] И каков был вердикт за все эти преступления? Смерть? Пожизненное заключение в тюрьму? Ссылка? Нет, оправдание. Из этого можно сделать вывод, что обвиняемая имела веские агрументы, повлиявшие на решение судей. Может быть, она показала им свои боевые раны?»

После этого «самозванку» тут же освободили, и она отправилась восвояси, в Лотарингию.

* * *

После этого ее имя больше почти не упоминается. В книге «Правда о Жанне д’Арк» лишь вскользь замечено, что «она вернулась к частной жизни». Где? В замке Жольни в пяти лье от Меца. С кем? Со своим мужем Робером де Армуазом.

Сейчас найден ряд документов, подлинность которых неоспорима, через которые по ряду косвенных свидетельств можно вычислить жизненный путь Жанны после 1440 года.

Во-первых, это нотариальный акт от 29 июля 1443 года, в котором зафиксировано пожалование освободившимся из многолетнего плена герцогом Карлом Орлеанским Пьеру дю Лису имения Иль-о-Бёф на Луаре «за верную службу королю и самому герцогу».

Пьер дю Лис, как мы знаем, — это Пьер д’Арк, официально считавшийся братом Жанны из Домреми. Свою «верную службу», указывалось в нотариальном акте, Пьер дю Лис осуществлял «совместно со своей сестрой Жанной Девой, с которой он был до его (или ее) нахождения в отсутствии и после этого вплоть до настоящего времени». Весьма странная формулировка, ибо при переводе с французского «son absentement» можно перевести и как «его нахождение в отсутствии» и как «ее нахождение в отсутствии».

Если речь идет о его отсутствии, то текст расшифровывается просто: Пьер дю Лис, как и Жанна, несколько лет находился в плену. Непонятно, впрочем, почему бы в тексте прямо не сказать об этом? Однако вполне допустимо трактовать текст нотариального акта и как «с которой он был до ее нахождения в отсутствии и после этого вплоть до настоящего времени».

В любом случае это является признанием того, что Жанна не погибла в 1431 году, а была жива двенадцать лет спустя.

Возникает вопрос: а не сознательно ли была вставлена в документ эта туманная фраза? Ведь в 1443 году уже нельзя было одновременно и открыто выражать сомнение в гибели «настоящей» Жанны д’Арк и признавать «самозванку», совсем недавно с успехом «разоблаченную» парижским парламентом.

В другой дарственной грамоте Карла Орлеанского, датированной уже 31 июля 1450 года, о Пьере дю Лисе говорится уже как о «брате покойной Девы».

Из этих двух документов следует простой вывод: в июле 1443 года Жанна была еще жива, а в июле 1450 года она уже умерла.

Историки Роже Сензиг и Марсель Гэ пишут о Жанне: