Возвращение фараона - Кристиан Жак

– Нефрет смогла бы помочь мне.

– Забудь об этой женщине.

– Но ты же мне обещал...

– Я тебе ничего не обещал. Пазаир не сдается. Этот глупец продолжает яростно сопротивляться. Обратиться за помощью к его супруге было бы проявлением непростительной слабости с нашей стороны!

– Даже ради моего спасения?

– Ты не так уж больна, тебе просто не по себе. Я сейчас позову разных лекарей, а ты должна думать только о том, как завтра вечером быть на ногах и обольщать важных персон.

* * *

Нефрет беседовала с пожилым смуглым человеком. Без умолку болтая, он показывал ей глиняный сосуд, который та с интересом разглядывала. Подойдя ближе, Пазаир узнал пчеловода, несправедливо приговоренного к каторжным работам, с которых визирь его вызволил.

Старик поднялся и поприветствовал Пазаира.

– Визирь Египта! Какая радость видеть вас вновь! Войти в ваш дом оказалось непростым делом. Мне задали тысячу вопросов, проверили, кто я, и даже изучили содержимое моих горшков с медом!

– Как себя чувствуют пустынные пчелы? – улыбнулся Пазаир.

– Наилучшим образом. Поэтому я здесь. Отведайте этого небесного лакомства.

Как говорили сказители, боги, которых поведение людей часто огорчало, вновь обретали радость, вкушая мед. Из слез бога Ра, падавших на землю, произошли пчелы – эти волшебники, превращавшие растения в «съедобное золото».

Вкус меда удивил Пазаира.

– Никогда еще не было такого урожая, – заметил пчеловод. – Ни по количеству, ни по качеству.

Мы снабдим медом все лечебницы, – вступила в разговор Нефрет, – и много еще отложим про запас.

Мед, обладая смягчающими свойствами, использовался для лечения глаз, сосудов, легких, применялся в гинекологии и входил в состав многих лекарств. Мед часто закладывали при перевязках.

– Надеюсь, что целительница не будет жестоко разочарована, – заметил старик.

– Чего ты опасаешься? – спросил Пазаир.

– Новости распространяются быстро. С тех пор как стало известно о богатом урожае, на участке, где я работаю со своими помощниками, стало не так спокойно, как прежде. За нами наблюдают, пока мы вынимаем рамки и заливаем мед в сосуды, опечатываемые воском. Но как только мы закончим эту работу, боюсь, что на нас нападут и ограбят.

– А разве стражники не охраняют вас?

– Их слишком мало. Мой урожай – это целое состояние, которое они не в силах защитить.

Бел-Трану, конечно, уже обо всем сообщили. Лишить лечебницы этого важного чудодейственного средства означало бы привести к серьезным осложнениям.

– Я предупрежу Кема. Перевозка меда пройдет в полной безопасности, – заверил старика визирь.

– Ты знаешь, какой сегодня день? – спросила Нефрет. – Канун праздника садов.

Лицо Пазаира просветлело:

– Богиня Хатхор молвит твоими устами; мы принесем счастье.

* * *

В праздник садов утром женихи с невестами и молодожены сажали в садах сикоморы. На городских и деревенских площадях, а также по берегам реки люди дарили друг другу хлеба и букеты цветов, пили пиво. Натерев кожу бальзамами, красавицы танцевали под звуки флейт, арф и тамбуринов. Юноши и девушки говорили о любви, а пожилые люди предавались воспоминаниям.

Когда наместникам вручили бочонки с медом, народ стал прославлять визиря и фараона, ведь пчела являлась одним из символов царя Египта. Из-за чрезмерно высокой цены «съедобное золото» для большинства семей было почти несбыточной мечтой. И эту «мечту» будут вкушать в дни торжеств, празднуемых под покровительством Рамсеса Великого.

Со своей террасы счастливые Нефрет и Пазаир слышали, как где-то вдали пели и танцевали горожане. Вооруженные банды, готовившиеся напасть на караваны с медом, были обезврежены. Старый пчеловод, отмечая торжество с друзьями, утверждал, что фараон хорошо правит страной и что праздничный мед развеет несчастье.

Оазис был разорен стихией. Обезглавленные пальмы, голые акации, расщепленные стволы, обломанные ветви, заваленный и засыпанный песком колодец...

Сути приоткрыл глаза и не узнал своей мирной гавани. Может быть, он оказался в сумрачной стране, куда никогда не приходит солнце? Свет почти не проникал сквозь пелену желтой пыли, висевшей в воздухе. Плечо ныло от раны, нанесенной топором врага. Сути вытянул ноги; они болели так, будто были переломаны. На самом деле только царапины. Рядом с ним лежали два нубийца, раздавленные стволом упавшей пальмы.

Пантера... Где она? Мысли путались, но Сути помнил о нападении нубийцев, о том, как поднялась буря, о неистовстве ветра, о внезапном бешенстве пустыни. Любимая была рядом с ним, пока мощный порыв ветра не оторвал их друг от друга. Стоя на коленях, Сути начал раскапывать песок. Ливийки нигде не было. Нет, он не уйдет отсюда без женщины, вернувшей ему свободу.

И тут он заметил ее. Пантера походила на спящую девушку, которой снился прекрасный воздыхатель. Никаких следов ран на обнаженном теле, только на затылке вскочила огромная шишка. Сути потер ей виски, нежно приводя в чувство.

– Ты... жив? – в волнении произнесла она.

– Успокойся, ты просто потеряла сознание.

– Мои руки, ноги...

– Болят, конечно, но они целы.

Пантера совсем по-детски обняла его:

– Уйдем отсюда быстрее!

– Только захватим воду.

Несколько часов Сути и Пантера упорно расчищали колодец. Решив, что обойдутся и грязной вонючей водой, они наполнили ею два бурдюка. Потом Сути соорудил новый лук и собрал полсотни стрел. Немного поспав и облачившись в снятые с трупов лохмотья, чтобы пережить ночной холод, они направились к северу под покровом звездной ночи.

Выносливость Пантеры поражала Сути. То, что она восстала из небытия, придавало ей новые силы, страстное желание найти свое золото, стать богатой, достойной уважения женщиной, способной удовлетворить любой свой каприз. Она не верила ни во что, кроме той судьбы, которую сама себе создавала, яростно раздирая зубами полотнище своего бытия и демонстрируя с откровенным бесстыдством свою обнаженную душу. Пантера не боялась ничего, кроме собственного страха, который безжалостно подавляла. Она позволяла лишь короткие остановки, следила за тем, как расходуется вода, выбирала направление пути среди скал и барханов.

Сути послушно шел за ней, поглощенный пейзажем, который завораживал его и наполнял своей магией. Сопротивляться этому было бесполезно: ветер, солнце и жара – это его родина, каждый уголок которой так дорог ему.

Пантера все время оставалась начеку. На подходе к рубежам египетских войск она стала вдвое бдительней. Сути нервничал. Не уходил ли он от истинной свободы, от необъятных просторов, где хотел бы жить гордо, как орикс?