Русско-японская война. В начале всех бед - Анатолий Уткин

Никакая из возвращенных территорий не будет передана третьей стране.

Система правления в Монголии изменена не будет.

Новые порты в Маньчжурии без оповещения России открыты не будут.

Иностранцы, пребывающие в Китае, в Северной Маньчжурии особых прав не имеют.

Между Ляодуном и Пекином проводится телеграфная связь.

Но возвращении Ньючванга Китаю таможенная служба оплачивается Русско-Китайским банком.

Права, приобретенные российскими гражданами в Китае, остаются за ними.

29 апреля 1902 г. китайское правительство, заручившись поддержкой Японии, Британии и США, отвергло эти требования. В ходе их обсуждения японское руководство пришло к выводу, что косвенные методы не всегда эффективны, что с Россией следует вести дела напрямую.

Мы видим как Япония принимает более жесткий и прямолинейный курс. Примечательно, что параллельный процесс возникает и в России. Он строился, во многом, как на невежестве, так и на твердой убежденности, что Северную Маньчжурию следует удерживать всеми возможными способами. При этом русские военные авторитеты, которые прежде были против строительства Китайской Восточной железной дороги, теперь намеревались удерживать ее всеми возможными силами — так соблазнительно казалось обрести тепловодный порт и «округлить» дальневосточный край. Военный министр Куропаткин выдвигал оригинальную идею — продать Китаю его же Южную Маньчжурию в обмен на Северную Маньчжурию. Куропаткин был согласен на уход из района южнее Мукдена; по его приказу между Хабаровском и Владивостоком стремительно строили бараки для войск, которым, по всей видимости, придется покинуть юг Маньчжурии. Но не север.

Именно в это время становится заметной деятельность приближенного к императору Николаю капитана Безобразова, приехавшего к наместнику Алексееву с немалой суммой в два миллиона рублей. На арену русской истории выходит еще один авантюрист. Невысокого происхождения, капитан Безобразов был бесстрашен в контактах с сильными мира сего; безнадежный говорун, лишенный внутренних сдерживающих начал, он на определенное время стал в центр дворцового внимания. Император Николай познакомился с этим малозначительным офицером в ранние годы своего царствования, когда Безобразов занимал малый пост при дворе, но отличался веселостью, общительностью, говорливостью. Находившийся в некотором отчуждении российский самодержец, как оказалось, постоянно нуждался в «простом голосе из народа» — и череда фаворитов (вплоть до Распутина) неуклонно пользовалась этой его психологической особенностью. В конечном счете Николай Второй оценил благорасположенность офицера и приблизил его. Безобразов имел возможность видеться с императором Николаем (обычно дважды в неделю). На некоторое — но очень важное — время он стал пользоваться немалым влиянием при дворе (и это на фоне Витте, Ламздорфа и Куропаткина). Особенно высоко взошла звезда Безобразова после убийства в апреле 1902 г. боевой эсеровской организацией главного союзника Витте в кабинете — министра внутренних дел Сипягина. Новый министр — В.К. Плеве — весьма легко сошелся с группой Безобразова.

Влиятельный Безобразов опирался на еще более сомнительные источники, на мнение «специалистов» типа генерал-майора Вогака, бывшего главным военным атташе в Пекине и Токио, чье мнение о японской армии было нарочито презрительным и кто в последние дни 1903 г. более всего влиял на наместника Алексеева.

Капитан Безобразов подогревал интерес царя к Дальнему Востоку, а царь дал ему значительную свободу действий на этом направлении. Сила Безобразова заключалась в том, что значительная партия при дворе считала необходимым аннексировать Маньчжурию и встать твердой ногой в Корее. Эта агрессивная партия сделала все возможное, чтобы курс России на Дальнем Востоке приобрел характер раздела сфер влияния. В Петербурге, в заинтересованных кругах Безобразов подстегивал взрыв недовольства теми, кто выступал за более умеренную политику, кто собственно предлагал сделать уступки ради избежания ненужного конфликта: «Вместо того, чтобы блюсти наши интересы и расширить нашу мощь, Витте предоставляет инициативу евреям и полякам, поставленным в авангард продвижения России на Дальнем Востоке». Бросая зерна на подготовленную почву, Безобразов самонадеянно утверждал, что «все зависит от российского, а не китайского кулака».

У Безобразова были и совершенно конкретные проекты. Не без его воздействия российская государственная казна посчитала выгодным использовать лесные разработки у реки Ялу (отделяющей Китай от Кореи). Царь лично одобрил этот проект, как и некоторые другие. 40 тысяч рублей получил русский госпиталь в Мукдене, 35 тыс. — газета «Новый край» в Порт-Артуре. Последнее — а особенно английское издание газеты — было в значительной мере направлено на противодействие английской пропаганде антирусского характера в Китае и Японии. Но более всего Безобразов занимался деревообделочными концессиями на реке Ялу. Роскошь его вагонов, щедрость подарков, сам стиль его поведения как бы говорили о том, что капитан Безобразов путешествует с высочайшего соизволения, если не по высочайшему приказу. Одним из членов этой группы был сотрудник генерального штаба подполковник А. С. Мадридов, ответственный за создание карт региона и владевший долей в предприятиях на реке Ялу.

Кто был умеренно трезв, кто был против авантюр? Часть петербургской элиты ощутила сложность положения России на Дальнем Востоке, если недружественным России образом будут действовать и Япония и Китай, а их тыл будет прикрывать Британия. Стоят ли безлюдные сопки Маньчжурии отчуждения трех крупных держав? Летом 1902 г. Витте посетил Китайско-восточную железную дорогу. Он долго размышлял над проблемами региона и в конечном счете обратился к императору Николаю со словами, которые того шокировали: «Россия должна рассматривать Маньчжурию «безоговорочно и навсегда потерянной». Витте призвал к немедленному уходу из Маньчжурии и к наращиванию русского влияния на Дальнем Востоке исключительно мирными средствами. (Позже Витте замечал: «Если бы он внял моему совету, несчастной войны, со всеми ее ужасными последствиями не приключилось бы»). Говоря эти слова, Витте рисковал всей своей карьерой — он выступал против глубоких внутренних убеждений императора Николая Второго.

Он явственно ощутил отчуждение, когда выступил против высочайше одобренных планов: «Во всех дискуссиях я выступал как непримиримый противник корейских авантюр. Я не старался пощадить чью-либо чувствительность и, обличая Безобразова, я употреблял самые жесткие слова». Его поддерживал министр иностранных дел граф Владимир Ламздорф, скрытный, едкий, остроумный в эпистолярном жанре, живший замкнуто и более всего нелюбивший публичные выступления. Но исключительно трудолюбивый работник, настоящий «живой архив», сорок лет отдавший русской дипломатии. Он предпочитал не перечить царю открыто, но весьма искусно находил в случае необходимости обходные пути. (Следует добавить, что в описываемое время Ламздорф начинает постепенно терять свое влияние на Николая Второго). Третим противником авантюр в данный момент был генерал Куропаткин.