Последний день лета - Андрей Михайлович Подшибякин

и читал надписи на стенах, которые и так знал наизусть.

Звонок он нажал коротко и резко, выждал три секунды и навалился на него всем весом — за истерическими трелями не было слышно, что происходит внутри и идет ли кто-то открывать.

— А ты уверен, что эта та квартира? — спросил Новенький.

— Я уверен, что пошел ты в сраку.

Наконец, заскрежетал замок и дверь приоткрылась. Софья Николаевна выглянула, сориентировалась в ситуации, откинула цепочку и открыла уже по-настоящему.

— Добрый вечер, Витюша. Добрый вечер, не знаю, как вас зовут, молодой человек.

— Степа, — быстро сказал Новенький.

— А Пух, то есть Аркаша, дома? — спросил Крюгер.

— Разумеется, где же ему еще быть? — Софья Николаевна вскинула брови в непритворном удивлении.

— А позовите его на минуточку?

— С какой целью?

Это было совсем не похоже на Софью Николаевну. Она всегда радовалась, что у Пуха имеется самый настоящий друг, и приглашала Витю («Витюшу») зайти выпить чаю с печеньем и джемом. По причинам, которые он не хотел объяснять даже самому себе, Крюгер неизменно отказывался.

— У нас вопрос по домашке по химии, — неожиданно встрял Новенький. — Завтра контроша, а мы без Аркадия не понимаем ничего. Он по химии главный спец в классе! Царь и бог!

Ого, подумал Крюгер. А Новенький-то не промах! Ну, то есть лох и задрот, конечно, но всё равно соображает, что к чему. Разумеется, никакой контроши завтра не было, а если бы и была, то Пух им был бы не помощник — в химии он не понимает, как говорили заседающие у гаражей мужики, «ничего от слова нихера».

— Ах, ну конечно! Зайдете, ребятушки? — разулыбалась Софья Николаевна.

Оба, не сговариваясь, замотали головами — сегодня у них был вечер синхронного исполнения.

Дверь закрылась и после небольшой, но неуютной паузы снова приоткрылась. Пух выскользнул на лестничную площадку и настороженно оглядел гостей.

— Аркаша, с тобой всё… — начал было Новенький.

Договорить не дал Крюгер, с радостным ревом заключивший Пуха в объятия.

— Че-как, мудила?! Срулил куда-то, без тебя, понял, всё не то, никто не ноет под руку!

Все выдохнули. Ровно так и должны себя вести друзья в таких случаях, понял Новенький, — как будто ничего не случилось. Да, всё правильно.

Пух искренне, легко засмеялся — и порывисто обнял Новенького. Они постояли так с полминуты втроем, обхватив друг друга за плечи и пересказывая Пуху то, что тот пропустил, после чего Крюгер вырвался, с притворным отвращением встряхнулся и сказал:

— Ладно, задрали своими обнимашками гомосячьими. Всё, расход, у меня дела, поняли.

— Подожди, — сказал Новенький. — Аркаша, а как твои родители отреагировали на… ситуацию?

Пух поморщился.

— Да никак не отреагировали, им сейчас вообще не до меня. Я домой пришел, а они от телевизора не оторвались даже. Да ну, короче…

Они попрощались. Крюгер принял боевую стойку и с гортанным криком стукнул кулаком по кнопке вызова лифта; повеселевший Пух скрылся было в недрах своей квартиры, как вдруг, что-то вспомнив, высунул из-за двери голову и блеснул глазами.

— Слушайте, а Шаман-то, а?! Наверное, он один троих этих придурков может раскидать! Машина!

Крюгер скривился.

— Ты это, Пух, короче, не гони лошадей. Я тут Новому уже пояснил: поаккуратнее надо с Шаманом, мутный он, понял. Как бы, по ходу, не грохнул нас…

— Всё хорошо, что хорошо кончается, — вставил Пух мамино любимое выражение.

Но ничего еще даже близко не закончилось.

17

— Ствол держи.

Шаман отшатнулся:

— Что?! Не, Лех, я к плетке не притронусь!

— Рот закрой, дебил, блять, — зашипел Шаман Большой.

Его младший брат вжался поглубже в кожаное сиденье «девятки», безуспешно стараясь увеличить расстояние между собой и пистолетом.

На ВАЗ-2109 ездили бандиты в середине карьеры: не совсем пехота, которая в лучшем случае довольствовалась битыми-перебитыми «восьмерками», а то и вовсе раздроченными «москвичами», но и не высшее руководство бригад — те считали ниже своего достоинства автомобили, не являющиеся «бэхами» или «меринами». У «девятин» тоже имелись градации: штатные цвета, комплектации и обвесы считались легким лоховством; машину следовало либо сразу брать в Тольятти в премиум-варианте, желательно цвета «мокрый асфальт», либо, если это было невозможно, сразу после покупки сдавать в Нахичевань в автомастерские — там армяне перетягивали салон кожей, перекрашивали агрегат в положняковый цвет и снимали глушитель, чтобы на районе издалека было слышно, кто выехал по важным пацанским делам. Леха Шаман лишнего шума не любил, поэтому глушак попросил оставить — зато кожу салона приказал отделать красными стежками, чтобы было «вообще в поряде».

«Девятка» с выключенными фарами стояла у большого дома в частном секторе Западного жилого массива — колонны, башенки, мансарда над вторым этажом и все остальные атрибуты южной гангстерской архитектуры. Припарковаться было негде из-за десятка «бэх», «меринов», «ауди» и джипов — гостей сегодня было много.

Сквозь панику Саша слышал взрывы пьяного женского смеха, отголоски шансона, веселые матюки и чей-то шаляпинский бас; на всю улицу пасло свиным шашлыком. Обычный вечер у Коли Фармацевта.

Шаман-младший не понимал, почему брат сегодня такой дерганый, — обычно он влетал домой к боссу, открывая дверь с ноги, после чего веселье неизменно заходило на новый круг. Еще меньше логики было в ситуации со стволом: Леха никогда не расставался со своей «тэтэшкой», сейчас хищно поблескивавшей в свете близкого уличного фонаря.

— Там мусора у него, — нервно ответил Шаман Большой на незаданный вопрос. — По тачилам видно. Бери ствол, не жужжи. На семь минут чисто зайду поздороваться.

Саша прекрасно знал, что имеет в виду брат. Расклад был не «милиция приехала арестовывать главного бандоса Ростова», нет. Скорее, «к главному бандосу Ростова приехали в гости продажные и очень опасные погоны, чьего внимания к себе лучше не привлекать — целее будешь».

— Лех, мне с собакой еще погулять надо. И я на тренировке ушатался. Прем домой, — сделал еще одну попытку Шаман Маленький.

— Завали, короче. Сиди на жопе ровно, я скоро, еще на Хрюшу со Степашкой успеешь.

Алексей оскалился, бросил «тэтэшку» брату на колени и полез из машины.

Они были похожи: одинаковый жиганский блеск в глазах, широченные плечи, голливудские улыбки. Но Шаман Маленький излучал что-то такое, от чего его обожали дети, бабушки и кошки (не говоря уже о телочках), в то время как его брат обладал аурой угрозы — «жди горя в семье», как с фрикативным «гхэ» формулировали его соратники по бригаде. Он казался (и был) очень опасным человеком.

— Сиди, — повторил Леха снаружи и зашагал к дому Фармацевта.