Твоя на 10 дней - Даяна Стил

Все смешалось – прошлое, настоящее. Душная, горячая волна накрыла с головой, лишая остатков здравого смысла. Я качнулась, запрокинула лицо и… И напоролась на напряженный выжидательный взгляд холодных глаз. Так кот смотрит на глупую мышь, которая высунулась из норки.

Отрезвило мгновенно.

Черт, я совсем сошла с ума! Целоваться полезла. И с кем?! Это не Алекс, это чужой, посторонний мужчина, который на десять дней купил мое тело. Только тело! Все! Ему вовсе не нужны непрошеные довески в виде моих чувств.

И вообще. Никакие это не чувства. А минутная слабость. Меньше надо вспоминать прошлое. Нет его. Осталось позади. И мы изменились. Оба. Хорошо бы помнить об этом!

Я нахмурилась и отвернулась. Попыталась тверже стать на ноги, чтобы не висеть на нем безвольной тряпкой.

– Ты обещал один звонок в день… – сказать это почти ровным голосом стоило неимоверных усилий. – Когда я смогу позвонить?

Он равнодушно толкнул меня на кожаный диван и вышел из комнаты. И на том спасибо. Хоть посреди пола не бросил. И дверь не закрыл.

– Можешь идти к себе! – донеслось из глубин коридора.

Я немного посидела, вяло растирая запястья. Голую попу холодила кожа дивана, в голове не было ни одной мысли. И отлично, что не было. То, что там появится через некоторое время, не сулит мне ничего хорошего.

Я поднялась на ноги, качнулась и едва не уселась обратно. Похоже, даже небольшой каблук сейчас мне противопоказан. Я скинула туфли, натянула трусики. Мокрое пятно между ног неприятно холодило, напоминая о том, что только что тут случилось. И кто вел себя как блудливая кошка, орущая до тех пор, пока не получит кота.

Я закрыла лицо руками и застонала от стыда. Этот стон, отразившийся от стен комнаты, которая слишком много видела и слышала, привел меня в ужас. Вот что со мной творится? Почему я веду себя настолько непристойно? Договор договором, но вопить от наслаждения и просить добавки… Там такого пункта точно не было.

Все, что со мной сейчас происходило, настолько не укладывалось в мои представления о самой себе, своей жизни и своих принципах, что я уже не знала, что и думать. И с каждым «свиданием» становилось только хуже. Видимо, от глупой Барби во мне куда больше, чем я ожидала.

Быстро подняв с пола останки платья, я кое-как закуталась в них, подхватила туфли и осторожно побрела в свою комнату. Видеть Алекса после своих сегодняшних воплей не хотелось. Зато хотелось провалиться сквозь землю.

К счастью, мне повезло: голос Алекса, разговаривающего с кем-то по телефону, слышался из-за закрытых дверей кабинета. Я прошмыгнула мимо и рванула к себе. Захлопнув дверь, швырнула изрезанное платье в угол шкафа, пристроила на полочку туфли.

Прошла в ванную, с ненавистью стащила мокрые трусики, словно они были виноваты в том, что их хозяйка – распутная девка. Тщательно их постирала, повесила сушиться и с наслаждением встала под душ. Колючие струи били по коже, унося с собой невеселые мысли, едкий стыд и презрение к себе. Надо подумать. Надо просто подумать, что делать со своей внезапно проснувшейся чувственностью. Есть же таблетки, чтоб возбуждаться. Значит, должны быть и наоборот? Хотя… Даже если и есть, кто мне их купит?!

Ладно. Подумаю об этом завтра. Сегодня просто нет сил.

Но их пришлось найти. Короткий звонок маме. Последнее, что я еще могла сделать в этот день.

Я расправила кровать. Зевнув, нацепила уютную футболку Алекса, и едва голова коснулась подушки, как я провалилась в сон.

Алекс сидел в баре. Крутил в руке стакан с виски, пытаясь вспомнить, какой он по счету. Перед глазами плыло, пол покачивался, словно палуба в шторм. В последний раз он так надрался, когда получил то, мать его, письмо.

«Прости. Я выхожу замуж».

Четыре слова. И словно лошадь лягнула под дых, вышибив воздух, а потом… Раньше он думал, что про боль, рвущую душу на части, – просто красивые слова. Ни хрена не слова. Она жрала изнутри, выжигала мозг едкими, как щелочь, мыслями, стальными когтями раздирала кишки, превращая их в фарш.

Не давала дышать, не отпускала ни на минуту. И слегка приглушить ее можно было, только если надраться виски по самые жабры. Или разбить в кровь костяшки пальцев о чью-нибудь рожу. Или поставить раком какую-нибудь шлюху-блондинку и вдуть ей хорошенько.

И он пил, дрался и трахал все, что шевелится. И снова пил, не замечая в злобно-пьяном угаре ни дней, ни недель. Даже колеса пробовал, но чуть не сдох и с дурью больше не связывался. Очнулся в каком-то притоне на продавленном грязном матрасе, рядом с храпящей лохматой девкой.

И понял – пора завязывать. Уже не дно. Днище. Ни работы, ни жилья, ни денег. Все заработанное спустил до последнего цента, из собственности только головная боль, похмельный выхлоп, от которого мухи дохнут, и злость на лживую суку, что предала.

Эта дикая злость помогала выжить. Наливала свинцом кулаки, когда он в уличных боях без правил сколачивал начальный капитал. Подстегивала, когда безжалостно давил и разорял конкурентов, прогрызая себе путь в бизнесе. Подхлестывала, когда выбивался из сил, заставляла рвать жилы и упорото лезть вперед.

Ему странно везло, везде, за что бы он ни брался, деньги словно липли к рукам, сыпались со всех сторон. Но ему было мало, мало, мало. Хотелось заработать столько, чтобы та лживая сука с обманчивой внешностью леди узнала и поняла, как продешевила, поспешно выскочив замуж за богатого мудака.

А потом злость утихла. Алексу стало все равно. Вернее, он думал, что ему все равно. До той помолвки в чертовом ресторане.

Алекс скрипнул зубами, в два глотка опустошил стакан и подтолкнул к бармену:

– Повторить!

Он узнал ее сразу же. Взглядом безошибочно выхватил из целого сонма скользящих вокруг стола теней знакомый жест и… Словно мощным апперкотом приложило под дых, аж в глазах потемнело. Джен? Конечно, Джен… Ни одна женщина мира не ходит так, не поворачивает так голову, улыбаясь затаенной дивной улыбкой. Но какого черта она здесь делает? Или среди скучающих замужних домохозяек сейчас принято развлекаться подобным образом? Ну не работает же она здесь на самом деле? Или работает?

Впрочем, ему до этого нет никакого дела.

Не должно быть никакого дела.

Твою же мать! Но почему-то есть.

Иначе нахрена тогда он – Алекс Картер, красавец, любимец женщин и завидный жених – уставился на Дженнифер, как озабоченный подросток в окно женской раздевалки? Особенно, если учесть, что рядом с ним сидит невеста, красивая, веселая, немного знаменитая (но обязательно станет полностью знаменитой), а с другой стороны – будущая теща, которая как раз ему что-то бубнит в ухо, а он, естественно, ни слова не слышит?.. Словно в одну секунду и невеста, и теща, и помолвка, и куча влиятельных и полезных гостей – все это слетело, как шелуха, вдруг стало незначительным и неважным!