Вышибая двери - Максим Цхай

— Не–е-ет… Не просите…

Чувства меры у Йозефа нет. Девки, обломившись и уже начиная сатанеть, отходят к перилам. Пора вмешиваться. Посмеиваясь, несколько раз жму на газ. «Коник» ревет на холостом ходу. Йозеф сдувается в размерах, а замерзшие полуголые девки подпрыгивают, как воробьи на жердочке: появилась возможность наябедничать. Я поднимаюсь к дверям. По физиономии Йозефа (чует уже, что нашкодил) и по выражению расширенных адреналином девичьих глаз понимаю, что снова прервал любительскую постановку классической пьесы «Неприступный Йозеф и его голодные рабыни». Девки в поисках справедливости кидаются ко мне, как оголодавшие курицы к разносчику корма. Йозеф несколько смущен.

— Слушай, Йозеф, надоело уже. Ты же знаешь, югендлиши до восемнадцати лет имеют право заходить в клуб и оставаться там до двенадцати часов.

— Да, но эти… они итальянки к тому же… от них всегда…

— А тебе какое дело, что мы итальянки?! — уперев одну руку в бок, а другой яростно размахивая, с чисто неаполитанским колоритом кричит рыжая, и ее национальная принадлежность уже не оставляет сомнений.

Девчонки гордо шествуют внутрь, не забывая по дороге скорчить рожицу в адрес Йозефа. Надувшись на меня (такую игру испортил!), он односложно отвечает на вопросы.

Через полчаса ко мне, складываясь пополам от смеха, подходит Ричи, заместитель директора, и, отведя в сторону, сообщает, что в моей бригаде завелся стукачок. Йозеф, оскорбленный в лучших чувствах, потопал к директору ябедничать. Дескать, он, Йозеф, не запустил пять агрессивных итальянок, а Максим пришел и уронил его авторитет. Директор его выгнал. Та–а-ак…

— Йозеф, с каких это пор ты стал на меня стучать?

— Я?! Да ты что?! Мы же с тобой друзья!

— Йозеф, не ври.

— Никогда!!! Ты же мой шеф. Ты же мой друг!

— Мне Ричи рассказал.

Йозеф растерянно мнется. Наконец его осеняет спасительная мысль:

— Ричи врет!

И он расплывается в облегченной улыбке. Ну ни дать ни взять блинчик со сковородки!

Но главный цирк начинается, когда Йозеф приходит в танцхаус в частном порядке. Пользуясь тем, что охранники имеют право на бесплатный вход и могут играть в начальников даже в цивильной одежде, в первый же визит Йозеф нарезался до положения риз. Дважды ко мне с круглыми от ужаса глазами подбегали официантки и шептали, что, конечно, они не вмешиваются в нашу работу и, может быть, так надо, но один из секьюрити сидит в углу кафе прямо на полу и безостановочно смеется. Схватившись за голову, я попросил Анри вытащить его к нам в коридор. Еще не хватало, чтобы я сам на глазах хохочущей толпы выволакивал за шкирку своего же охранника! Насупившись, Анри скрылся за дверями. Через три минуты он вернулся, крепко держа за обширную талию вдрабадан пьяного Йозефа. Тот безуспешно порывался ему что‑то объяснить: мешали приступы смеха. Йозеф не обиделся, он явно принимал свою выволочку за продолжение забавной игры. Продолжая смеяться, кричал, что он трезв, что готов немедленно пройти пробу на алкоголь, какой сегодня чудесный вечер и пойдем выпьем, он угощает.

На следующий день весь персонал танцхауса рассказывал басню «Йозеф и бутылка рому», причем весьма своеобразно:

— Ты слышал? Ха–ха–ха! Йозеф!

— Да! Ха–ха–ха!

А меня вызвал директор Ян и, нахмурившись, поинтересовался, нельзя ли, чтобы такой охранник работал поменьше, а лучше всего — совсем не работал…

Но Йозеф работает до сих пор. Потому что при виде его покрытой юношеским пушком важной физиономии на фейс–контроле редко у кого не повышается настроение. Потому что, когда его вызывают на зарождающуюся драку, турки, увидев такого секьюрити, забывают про ссору, ржут и пытаются угостить его пивом. Потому что, когда становится скучно, кто‑нибудь обязательно вспомнит, что учудил Йозеф в последнее дежурство. Более несовместимых понятий, чем секьюрити в ночном клубе и этот большой бритый ребенок, придумать невозможно.

Недавно Йозеф, снова явившись в качестве посетителя, долго сидел на скамеечке, помня мою последнюю нахлобучку, и был паинькой. Мы не могли на него нарадоваться. Пока у него не сорвало крышу, он не кинулся танцевать с какой‑то да мочкой без ее на то согласия, а после, хохоча, не погнался за ней через весь зал. Когда его остановил дежурный охранник, Йозеф надулся и сказал, что бросит нас, раз с ним так обращаются, и вот тогда мы узнаем, какие без него безобразия начнутся.

Я зову его «наш питбуль». И Йозеф, услышав это, надувается от удовольствия, пытается подтянуть круглый живот, делает каменное лицо и свирепо сверкает глазами. Окружающие же начинают поглядывать на него с легким ужасом… Кто ж его знает? Вдруг и вправду бросится. Как такое дитё бить‑то?!

* * *

Я становлюсь профнепригодным. Нервы расшалились. А нервы охраннику на дискотеке нужнее всего, поскольку три–четыре раза в неделю приходится балансировать между немецкими законами и необходимой самообороной. Трижды в неделю выходишь как на ринг, причем противник твой неизвестен и может быть вооружен. И оружия у него в арсенале навалом: от острого ехидного языка, который в Германии не наказуем, потому держи себя в руках, до огнестрельного, а тут уж как повезет.

За смену перед тобой успевают пройти до полутора тысяч человек. Один желает пожать тебе руку, чтобы порисоваться перед своей подружкой — дескать, все секьюрити меня знают; другой ненавидит беспричинно, третий — вполне обоснованно, четвертую надо при встрече обязательно поцеловать в обе щечки, иначе обида на всю жизнь. И конечно, толпы турок, итальянцев и албанцев, с которыми нужно держаться особо, даже с приятелями, и помнить, что в любую секунду их подобострастный и даже дружеский оскал может превратиться в бешеный хлопок по плечу, а затем в удар по голове.

И так ночи напролет. Под бешено орущую музыку, в которой ни души, ни радости, а только долбящий ритм, направленный на то, чтобы непременно разбудить в человеке позвоночный столб. Наиболее сложное время — от половины второго до половины пятого. Народ уже выпил, растанцевался, алкоголь всосался, а танцхаус еще полон до тесноты. Руки ненароком зацепились — и всё, несись под воющую сирену в зал раскидывать петухов по углам. Притом вполне возможно, что не петухов, а кабанов, откуда тебе знать. А через пять минут пьяный вдрабадан парень, не пущенный тобой в дискотечный зал, с соответствующим жестом пожелает тебе поскорее покинуть этот тревожный мир. А еще через две нужно тащить через всю дискотеку поплохевшую от жары и алкогольных паров девицу на воздух, а она при этом нежно обнимает тебя руками за шею и пытается отвернуться, чтобы не заблевать. Потом возвращаешься привести себя в порядок и встречаешься с человеком, чье лицо вроде бы слегка знакомо, но он‑то считает, что один у тебя такой и потому нужно обязательно рассказать, какая у него сука теща… И снова вой сирены.

— Ты чё, б… охранник, б…, мне по х…! Я с Украины! Еще раз назовешь меня быком — спущусь к своей машине, и тогда…