Готические истории - Коллектив авторов

шею. Он с благодарностью принял мою заботу. Автомобили тогда ездили не так быстро, как сейчас, и мы добрались до сирурского кладбища как раз к полуночи. Мы вышли из машины и окинули кладбище взглядом. Озаряемое светом полной мартовской луны, оно внушало трепет и благоговение.

– С вашего позволения, я пойду один, сахиб, – прошептал рисальдар. – Хатчингс-сахиб, быть может, не захочет показываться незнакомцу.

Я согласился, и рисальдар пошел на кладбище, а я спрятался в кустах у входа. Следуя моим указаниям, он поставил кодак[37] на одно из надгробий футах в тридцати от могилы полковника, выставил длинную выдержку и, сделав снимок, вернулся ко мне. Мы поехали обратно и до рассвета прибыли в Пуну, где рисальдар вернул мне пальто и шарф, и мы расстались лучшими друзьями. Я попросил его прийти через неделю, чтобы вместе посмотреть проявленный снимок. Семь дней спустя около девяти утра помощник доложил мне, что рисальдар прибыл. Пачку снимков доставили накануне, но я еще не открывал ее. Я хотел сделать это в присутствии старика. Среди снимков была и фотография с сирурского кладбища. Я не стал ее пристально разглядывать и сразу передал рисальдару. Он посмотрел на снимок и воскликнул:

– Вот же он, полковник-сахиб, вот тут! И вдова здесь. Я видел их обоих на кладбище.

Я взял фотографию из рук своего друга и, приглядевшись, отчетливо увидел очертания англичанина, одетого по старой моде и сидящего на постаменте надгробного памятника.

– Я вижу полковника-сахиба, но где его жена, которую вы зовете вдовой?

– Я зову ее вдовой, – сурово откликнулся рисальдар-майор, – потому что вдовы нашей касты не могут снова выходить замуж, и она не имела на это никакого права. Но я вижу ее: вот она выходит к нему из-за другого надгробия.

Я присмотрелся к той части снимка, на которую указал старый вояка, и действительно увидел некий силуэт, который мог принадлежать покойной миссис Хатчингс. Впрочем, по поводу самого полковника сомнений быть не могло, и я до сих пор бережно храню фотоснимок кладбища, особенно необычный благодаря таинственному лунному свету и призрачной фигуре англичанина, сидящего у подножия центрального памятника[38].

Я вынул бумажник и попытался вручить рисальдару сто рупий, но тот наотрез отказался. Он произнес с достоинством:

– Я оказал вам любезность как джентльмен джентльмену. Мы, Шинде из Кизарнагара, за это денег не берем.

Об авторе

Чарльз Огастес Кинкейд (1870–1954) происходил из старинного шотландского аристократического рода Кинкейдов, давшего миру военных героев, политиков, ученых и писателей. Один из первых знаменитых Кинкейдов отличился в начале XIV века при захвате неприступного Эдинбургского замка, находившегося в ту пору в руках англичан. Сегодня широко известен художник Томас Кинкейд и его сказочные пейзажи. Кинкейды много веков служили Британской империи в разных концах света. Прадед и отец Чарльза, он сам и его сын Деннис выбрали Индию.

Чарльз Кинкейд родился в Индии и жил там с родителями до 3 лет, затем его отправили на воспитание к бабушке в Шотландию. Когда молодой Чарльз окончил Оксфордский университет, он вернулся в Индию и поступил на государственную службу в Бомбейском президентстве. Первые годы он не мог привыкнуть к жаркому климату и непрерывно болел, но твердо решил остаться. Служба требовала знания местных языков, и Чарльз выучил хиндустани, синдхи и маратхи, и последним он владел так хорошо, что в течение трех лет экзаменовал по этому языку всех соискателей должностей в Правительстве Бомбея. В 33 года он женился на сестре своего друга, тоже британского служащего, и через год родился его старший сын Деннис. Чарльз проработал в Индии 35 лет: окружным судьей в г. Насике, где происходит действие рассказа «Мунджиа», судьей Высокого суда Бомбея. С 1910 г. он занимал должность личного секретаря генерал-губернатора Индии и в этой должности организовывал прием короля Георга V, а позднее стал юридическим советником генерал-губернатора.

Чарльз был увлечен Индией, изучал ее историю, обычаи, фольклор. Он начал писать на исторические темы для «Таймс оф Индиа» и сотрудничал с этой газетой всю свою жизнь. Хотя положение британского служащего не позволяло ему публично высказывать свои взгляды, Чарльз не мог оставаться равнодушным к тому, что происходило в стране, и под псевдонимами писал и на политические темы.

Кинкейд стал автором уникального трехтомного исследования «История народа Маратхи». Он собирал и переводил на английский индийские сказки и легенды. У него был прекрасный стиль, и его забавные рассказы о жизни и обычаях индийцев, рассчитанные в первую очередь на европейцев, сделали его популярным писателем. Кинкейду с его английским юмором удавалось передавать в них абсурд и странную гармонию, в которой сосуществовали и проникали друг в друга две культуры: строгая, рациональная британская и полная мистицизма индийская.

Выйдя в отставку, Чарльз Кинкейд вернулся в метрополию и работал вице-консулом, сначала во Франции, потом в Берне.

Его сын Деннис пошел по стопам отца и не только поступил на государственную службу в Индии, но и стал историком и писателем, у него было яркое, признаваемое современниками писательское дарование.

Рассказ «Мунджиа» (The Munjia) был издан в 1936 г. в составе сборника «Индийские Рождественские рассказы». Он оказался не только одним из лучших рассказов Кинкейда, но и, увы, пророческим для автора: вскоре Деннис, которому только исполнился 31 год, погиб во время плавания в неспокойном море. Как и Балвантрао, Чарльз Кинкейд был вынужден оплакивать неожиданную и несправедливую гибель талантливого сына.

Этот рассказ имел и другую связь с автором: несомненно, что упоминаемый в нем английский судья, который знает древние индийские обычаи лучше индийцев и помогает жрецам умилостивить богов и предотвратить засуху – это сам Кинкейд.

Эдит Несбит

Обитель тишины

* * *

Вор остановился под высокой стеной и огляделся по сторонам. Справа дорога белой лентой петляла по серому склону холма; слева – круто уходила вниз к реке, пересекала брод и широкой дугой тянулась через зеленеющие болота, просматриваясь на мили вперед.

Кругом не было ни одной живой души, ни птицы, ни мухи. В такой час на такой дороге путникам делать нечего.

Вор перевел взгляд на залитую закатным солнцем вершину горы с серо-зелеными террасами оливковых рощ у подножья. Оливы уже тонули в сумеречной дымке, однако от его зоркого глаза не ускользнуло бы и малейшее движение света или тени среди ветвей. Но все было спокойно. Он был один.

Он повернулся к стене и снова оглядел ее. Внизу поверхность была серой и унылой, но выше в трещинах камней горели ярко-желтые левкои и оранжевая лакфиоль в мареве каких-то пушистых трав. Он